Половцев помог лейтенанту лечь на старенький диван, на котором спал черный кот (интересно, чем он жил в этом пустом и холодном доме? мышами?), и сам сел рядом с ним на стул, прямо, словно спина у него не гнулась.

Но бездействие было для него невыносимо: оно добивало литератора. Поэтому он, несмотря на свои тяжелые, гудящие, как трансформаторная будка, ноги, с трудом поднялся со стула и начал взад и вперед ходить по комнате, мрачно поглядывая на кота, пытавшегося потереться о его ноги.

Помещение, где они расположились, представляло собой не очень уютную берлогу холостяка. В общем, женщиной — хлопотливой хозяйкой в халате с полотенцем на голове и с веником в руках — здесь и не пахло. Было даже как-то расточительно лишать такие просторные хоромы людской заботы и тепла.

«Где теперь Андрей? — довольно спокойно, даже тупо размышлял Половцев, стараясь не углубляться во всякого рода сомнения и догадки. — Может, он сам приедет домой? Нет, он приедет на дачу! Но тогда он должен поспешить, ведь надвигается ночь. Да, ночь! Так поздно он еще никогда не гулял! Но у меня там ничего не готово. Что он будет есть? Надо сейчас же ехать на дачу, ведь Андрей испугается, если меня там не будет! Что я здесь делаю? Зачем я сюда приехал? Кто этот человек на диване?»

Половцев остановился и удивленно уставился на лейтенанта

— Кто вы? — пролепетал он, ощутив, что неудержимо, неминуемо сходит с ума.

— Успокойтесь, уважаемый, вы в безопасности, — сказал лейтенант, тревожно глядя на литератора и на всякий случай усаживаясь на диване.

Половцев метнул взгляд стеклянно блеснувших глаз на дверь и начал пятиться к ней.

— Мне надо ехать. Уже поздно, — ненормально улыбаясь, говорил литератор. — Скоро пойдет последняя электричка! Отпустите меня, пожалуйста? Ведь там Андрей совсем один!

— Успокойтесь, сядьте на стул. Мы найдем вашего сына, — говорил лейтенант, все тревожнее глядя на литератора. — Мы скоро найдем его!

Все так же улыбаясь, Половцев метнулся к двери… и грудью налетел на Кирюху. Вслед за Кирюхой в комнату вошел Беркович.

— Борис Борисович, литератору плохо! — взволнованно сказал лейтенант. — Он все в Васкелово рвется, на последнюю электричку.

— Ну куда вы поедете на ночь глядя? — майор взял Половцева за руку и подвел его к стулу. — Садитесь. Завтра утром поедете.

— Нет, не могу, спасибо. Там сын, его Андрей зовут. Ему одному страшно, — твердил литератор, усаживаясь на стул.

Майор многозначительно посмотрел на лейтенанта. Вдруг черный кот, крутившийся до этого у ног Половцева, выгнул спину и зашипел.

— Ты что же, киска, ругаешься? — майор пошел к коту, который стал пятиться от майора боком, при этом не переставая угрожающе шипеть. Майор ловко поймал кота за шкирку и поднял его. — Ну что, не признаешь меня, зверюга? — спросил майор ухмыляясь. — Нехорошо так приветствовать добрых людей, нехорошо… — майор покачал головой, а кот вдруг начал отчаянно визжать и извиваться в руке майора, пытаясь вырваться. Вероятно, майор сдавил коту какой-то жизненно важный орган.

— Тут, на даче, наверное, мыши, — сказал лейтенант, улыбнувшись.

— Да, крыса, — вдруг заговорил, как безумный, Половцев, глядя перед собой стеклянными глазами, — большая и сильная, с острыми, как бритва, зубами, что питается человеками…

— Человеками? — Беркович усмехнулся. — Прямо как в Священном писании: человеками… Ну иди погуляй! — ласково сказал майор все так же извивающемуся коту и вынес его в соседнюю комнату, откуда вдруг послышался неистовый кошачий визг. Майор вернулся, улыбаясь: — Во зверюга! Глаза горят, даже страшно. Ну хорошо, господин литератор, вы сейчас поедете в Васкелово, только сначала чаю попейте и немного отдохните. Не беспокойтесь, на последнюю электричку вы еще успеваете.

— А тут ходят электрички? — вдруг засомневался Половцев.

— Ходят, ходят… От нас до станции двадцать минут хода. Не волнуйтесь, я вас отвезу на станцию. Как ваше лицо, не болит? — спросил майор, дотрагиваясь до распухшего лица литератора.

— Я его не чувствую, мне теперь хорошо. Только давайте скорее чай. Я хочу холодный. Я только холодный пью, так всегда быстрее, — пытался обмануть майора литератор.

— Конечно, холодный, сейчас, — сказал он и вышел в еще одно соседнее помещение, которое, вероятно, было кухней. Через минуту он вернулся оттуда с кружкой, полной красноватой бурды. — Вот, прямо из заварочного чайника. И примите, пожалуйста, вот это. Не бойтесь, это успокоительное, — майор, протянув Половцеву две таблетки, повернулся и снова вышел из комнаты.

Половцев сделал несколько глотков чая, не почувствовав при этом никакого вкуса. В комнату вновь возвратился майор. В руках у него был медицинский чемоданчик.

— Теперь буду лечить тебя, Валя, — сказал Беркович с улыбкой и вытащил шприц.

И вдруг Половцев, все это время не сводивший с майора глаз, вспомнил ампулу: ту самую, которую он нашел у себя на даче. И еще он вспомнил название того лекарства, которое колол себе майор. Вспомнил, и в его голове молнией вспыхнуло: «Лекарство не настоящее!» Он медленно перевел взгляд на свои таблетки.

— Пейте, пейте. Вам это необходимо, — сказал майор заботливо, как сестра милосердия.

— Я не хочу это! — твердо сказал литератор.

— Придется выпить! — еще тверже сказал улыбающийся майор и сделал шаг к литератору.

Половцев попятился от майора, не понимая, почему этот спокойный человек с ласковыми глазами настаивает. Когда майор вплотную подошел к литератору и нетерпеливо взял его за руку, тот поспешно и как-то воровато положил таблетки себе в рот. Сделав большой глоток чая, литератор мучительно закашлял, бросив на пол кружку и прижав руки к груди.

— Вот и молодец! — сказал майор, пристально глядя на заходящегося от кашля литератора. — Отведи его в соседнюю комнату и уложи там, — обратился он к Кирюхе. — Будешь там при нем, пока не позову. Только не рыпайся — на окнах все равно решетки. Попробуешь сбежать — тогда мы с тобой ни о чем не договаривались, понял? — сказал майор Кирюхе.

Кирюха с готовностью подхватил под руки Половцева и вывел его из комнаты. У литератора заплетались ноги, и кашлял он все слабее, словно с кашлем из него выходили последние силы.

— Он проглотил? — спросил лейтенант майора, когда Кирюха вывел Половцева.

— Да, — сказал майор, -*г я проконтролировал.

— Через сколько… подействует?

— Уже… Перейдем к делам текущим, — майор расстегнул на лейтенанте рубашку и теперь промывал его грудь перекисью. — Пуля там?

— Да нет, похоже, навылет… Уже не так болит. Ноет, правда, — лейтенант застонал, поскольку майор пытался оторвать от раны прилипшую рубашку. — Мне бы марафету кубика два!

— А не много? Смотри, привыкнешь!

— Уже привык… Колите! — усмехнулся лейтенант.