Шуллер отблагодарил тех, кто свидетельствовал в его пользу. Миттеран стал директором издательства «Рон пу-эн» и редактором дамского журнала «Вотре ботэ», принадлежащих Шуллеру, а также шефом его предвыборного штаба. Бетанкур — директором группы косметики «Л’Ореаль». Женившись на дочери Шуллера, он вырос до вице-президента компании, сенатора, а затем и министра. В 1986 году Миттеран подумывал поставить его во главе правительства, но это было бы уже слишком. Бетанкур взял в «Л’Ореаль» многих кагуляров, включая Жака Корреза, свидетеля гибели Делонкля, женившегося на его вдове, эсэсовца, дважды получившего по десять лет тюрьмы, но не отбывшего их.

Недавно имя Лилиан Бетанкур, богатейшей женщины и обладательницы третьего по величине состояния Франции, оказалось у всех на слуху в связи со скандалом похабного свойства. С ней судилась родная дочь из-за того, что мама одолжила миллиард евро некому жиголо. Так вот, Лилиан — дочь Шуллера и вдова Бетанкура. А значит, в ее состоянии есть чуточка общака «Кагуля».

А что же жертвы, принесенные во имя преуспевания Миттерана и Бетанкуров?

Теперь известно, почему погибла Летиция Туро. Вдова рабочего любила танцы и свидания в грязных отелях, но не была, как решили газетчики, проституткой. Не была она и итальянской шпионкой, хотя два ее одновременных любовника-офицера служили в стратегических точках — на линии Мажино и в порту Тулона. Нет, кладовщица свечного заводика Летиция, начав, как полагают, с мелкого доносительства на сослуживцев, работала на частное сыскное агентство, затем на полицию. Среди ее любовников оказался Жеанте, друг Миттерана. Заподозрив Летицию, известную им как «Иоланду», кагуляры подстроили классическую ловушку — слили ложную информацию о партии оружия. Пустую «машину с оружием», о которой донесла девушка, задержали на швейцарской границе.

Дальше на сцену вышел Убийца. Вжик!..

Ее дело имело странное продолжение. В июне 1962 года полиция получила анонимное признание «уроженца Перпиньяна», учившегося в 1930-х в Париже на врача.

Он якобы убил Летицию из ревности: вертихвостка, встреченная на танцульках, отвергла его руку и сердце.

Но на письмо полиция особого внимания не обратила.

Ну а наш бедный Дмитрий Сергеевич, его-то за что? Разобраться в этом было недосуг ни довоенному, ни послевоенному следствию, увенчавшемуся в октябре

1948 года процессом выживших и попавшихся кагуляров второго ряда. О них просто забыли. Но есть одна версия, кажущаяся правдоподобной в силу своей абсурдности: Навашина убили ни за что.

В конце 1936 года лидеры «Кагуля» встречались с маршалом и академиком Луи Феликсом Мари Франсуа Франше д’Эспере, героем Марны. В свои восемьдесят он еще не наелся человечинки и, впечатывая трость в пол, восклицал: «За Францию!» Не доверяя штафиркам, потребовал, чтоб они доказали свой боевой дух кровопролитием. Вряд ли маршал был знаком с историей нечаевской организации, но нечаевщиной от его требования повязать соратников кровью так и разит. Слежка за «красными» была коньком Мартена: имя жертвы в подарок кровожадному маразматику вытянули наугад из его картотеки. Жребий выпал Навашину.

Когда переписывают историю, меняют названия улиц, но вот перенумеровать дом пытались лишь однажды. С улицы Лористон, 93, недавно съехала Франко-арабская торговая палата, обидевшаяся на то, что мэрия отнеслась к ее требованию сменить номер дома на 91-бис с вежливым терпением психиатра.

Во время оккупации этот дом, по воспоминаниям кинокритика-нациста Люсьена Ребате, выглядел так: «Едва войдя, погружаешься в гангстерский фильм. Повсюду типы с жуткими рожами, готовые фигуранты для „Лица со шрамом“, охраняют коридор, закинув ноги на столы в анфиладах комнат, многие — без пиджаков, вот с текущими пушками на бедрах».

Протокольными были у них и рожи, и прошлое, и будущее. Да и настоящее тоже, несмотря на имевшееся у каждого удостоверение немецкой полиции. Но, во-первых, это были хоть и настоящие, но документы прикрытия. Во-вторых, на всех подлинных удостоверений не хватало, и приходилось самим печатать дополнительные тиражи. В-третьих, как с такой ксивой, да не пойти на дело.

Короче говоря, четырехэтажный особняк, конфискованный у бежавшего в США Иосифа Вейнберга, занимала контора, известная — несмотря на то, что из-под крыла абвера она перейдет в ведение гестапо лишь в середине войны, — как французское гестапо.

Собственно говоря, настоящее, немецкое гестапо в Париже было одно — на авеню Фош. Французских же, полулегальных формирований, которые для простоты тоже называли гестапо — не менее семи. Лучшие люди «корсиканского гестапо» с бульвара Фландрен полегли в вендетте с улицей Лористон. Над «грузинским гестапо» на авеню Ваграм, 52, чуть ли ни реял триколор с двуглавым орлом, и заправлял им действительно грузин Анри Одичария, а в подручных у него ходили перс Обершмуклер, бразилец Гама и русский Кащенко. Шеф «гестапо из Нейи» Фредерик Мартен сменил фамилию на Рюди де Мерод и именовал себя князем. А еще в одном гестапо загубил сотни жизней опаснейший агент Ги де Маршере, утонченный пианист, полиглот и белоэмигрант. На суде он объяснит, что был одержим дьяволом — такое древнее проклятие лежит на роде Маршере.

Но в легенду вошло гестапо на Лористон. Его шеф Анри Лафон не был одержим дьяволом, а просто наряжался им на костюмированных балах.

Одни говорят, что улица четыре года не могла уснуть из-за нечеловеческих криков истязаемых патриотов. Другие — что пытали по другим адресам, благо гестаповцы реквизировали еще несколько домов, включая бывшее посольство США, а кричали от восторга девушки на еженощных оргиях. Третьи — что в доме не было места ни для пыток, ни для оргий: только скучные кабинеты.

Легенда же гласит, что там вырывали ногти, пели — не кто-нибудь, а Тино Росси, Морис Шевалье, — отрезали головы, пировали, курили опиум, кололись и совокуплялись одновременно и непрерывно. И «месье Анри» еженощно объезжал бары и бордели на белом «бентли» с чернокожим шофером. И весь Париж знал, что сказочных размеров алый букет на заднем сиденье предназначен для звезды кабаре «Бель-ами» Кармен Пальмы, которую, хотя она немецкая еврейка, никто не тронет, потому что она великая любовь «месье Анри». И весь Париж был готов отдать последнее за номер его телефона, потому что он мог все, даже вытащить человека из эшелона на полпути в Освенцим, и охотно вытаскивал, и порой не брал денег, потому что не знал, что делать с деньгами, которые у него уже есть.

И даже Лаваль, премьер Виши, раздобыл заветный телефончик, потому что даже ему помочь мог только Лафон. И серийный убийца, доктор Петио (38), напевая, утрамбовывал в домашний крематорий тех, кто скрысятничал у «месье Анри» тонну-другую золота. И миллиардеры, короли черного рынка, били с «месье Анри» по рукам и открывали шампанское за удачный гешефт, и его не смущало, что они путают