выстрелил в рыже-бурого оленя и из него выпал рыжебурый сундучок. Схватил Эр Тёстюк выпавший рыже- бурый сундучок, открыл его, заглянул в него и увидел там девять птенчиков. Одного из них он оставил, а остальных восьмерых убил, свернув им шеи.

— Я хочу встретиться с Шойунг Гулаком, пока он еще жив, — сказал он, сунул птичку себе за пазуху и ушел. Вернувшись, он спросил Хюнкээ:

— Как Шойунг Гулак?

Она ответила:

— Он пока еще жив.

— Ну что, разве не повезло мне, ах ты мерзавец! А теперь что с тобой? Как с твоей болтовней: «Я тебя съем, я тебя проглочу!»?

При этих словах Шойунг Гулак вскочил, и они стали бороться. Они боролись так, что превратили пустыню в богатую водой землю, а богатую водой землю превратили в море, так они боролись, что горы превратили в пустыни.

И дело обернулось так, что Шойунг Гулак был уже близок к тому, чтобы убить Эр Герзенга, но тот крикнул:

— Хюнкээ, Хюнкээ! Иди сюда скорей! Вынь у меня из-за пазухи рыже-бурый сундучок, открой его и, если найдешь там что-нибудь живое, убей поскорей!

Подбежала Хюнкээ, вытащила рыже-бурый сундучок, который был за пазухой у Эр Герзенга, открыла его и, взглянув туда, увидела, что там снова было девять оживших птенцов. И только когда она убила всех девятерых птенцов, свернув им шей, Шойунг Гулак умер.

Да, а что же случилось потом? Тот мальчик, грудной младенец Шойунг Гулака, сказал:

— Ты убил моего отца Шойунг Гулака! Когда-нибудь я убью тебя!

В ответ на эти слова грудного младенца из люльки привязал его Эр-Тёстюк к черному камню и бросил в царство бездны глубиной в семьдесят саженей.

Потом посадил девушку Хюнкээ на своего коня, и поскакали они, поскакали…

Когда он прибыл в свою страну, белая верблюдица произвела на свет верблюжонка-самца. Когда девушка Хенджевей побежала к белой верблюдице, красный шелковый кушак развязался и упал.

— О, дела Эр Герзенга идут хорошо, и он уже возвращается!

Когда Хенджевей, девушка, ставшая уже седой старухой, остановилась, она снова превратилась в пятнадцатилетнюю девушку. Эр Герзенг, подъехавший как раз на своем сером двухлетке, в которого в этот миг превратилась его пятилетняя лошадь, Эр Герзенг, тоже ставший за это время белоголовым старцем, превратился в пятнадцатилетнего юношу, и теперь они были наконец навсегда вместе и устроили пир.

Паавылдай Мерген с конем леопардовой масти был единственным сыном одного человека, хана.

Было там две юрты, и случилось так, что в одной женщина родила девочку, а в другой женщина родила мальчика. В обеих юртах одновременно родились два ребенка. Поменяли пеленки — да, обменялись пеленками. И так они породнились, стали свойственниками. Чтобы когда-нибудь потом отдать юноше девушку, они поменялись пеленками.

Мальчик стал мужчиной. И девушка выросла. Теперь она жила далеко. И тут стали говорить:

— Э, гляди-ка, плечи мальчика уже превратились в плечи мужчины! Нужно послать парня к его девушке. Пусть он привезет ту невесту, пошлем-ка его!

Спросил он тогда своего отца:

— На какой лошади мне поехать, отец?

— О, возьми для поездки ту лошадь, которая посмотрит на тебя, когда ты подойдешь к табуну, — ответил он.

Взглянув на табун, он увидел, что там стоит пятнистая лошадь-двухлетка и смотрит на него. Паавылдай Мррген с конем леопардовой масти вскочил на пятнистую лошадь, надел на спину колчан со стрелами и пустился в путь — поскакал и уехал.

Скакал он так и скакал. И вдруг конь леопардовой масти остановился и лег.

— Ну, что тебе стало известно, мой конь? — спросил юноша и связал ему передние ноги, чтобы он стоял неподвижно, как сундук. — Что тебе известно, мой конь? — спросил он, заклиная его.

— Видишь, что виднеется там вдали? Две скалы ударяются друг о друга, все время ударяются друг о друга. Меж этих двух скал нельзя пройти.

Но это было еще не так страшно. Нашелся выход. Паавылдай Мерген вложил стрелу и натянул лук, потом прицелился и выстрелом отделил эти скалы друг от друга. А потом галопом проскакал меж них. Ну вот, проскакал он там.

Но когда он быстрым галопом скакал из одной земли в другую, конь его опять остановился и лег. И когда он так остановился, Паавылдай спросил:

— Ну, мой конь, что ты там увидел, что узнал?

— Видишь там что-то большое и гладкое? Это гигантская змея, которая издали высасывает из человека кровь, высасывает ее на расстоянии человеческого взгляда.

— Ну, это ничего! — Он вложил стрелу и натянул лук. Он так натянул его, что кровь закапала из кончиков его пальцев, и, когда он выстрелил, своей стрелой он рассек ей голову надвое. И галопом пронесся мимо. И когда он ехал уже по другой земле, там как раз был в разгаре большой праздник: еще один ханский сын захотел взять в жены дочь великого тестя Паавылдая.

Были устроены состязания. У нашего хорошего была только одна лошадь — Паавылдай Мерген приехал за этой девушкой один- одинешенек на своем леопардовом коне.

Ааа, а теперь были состязания, борьба. Когда Паавылдай боролся, он бросил своего соперника на землю. А когда он его победил, в следующем состязании должен был выиграть тот, кто прострелит насквозь ушкй девяноста штопальных игл, воткнутых вот таким образом [76]. Выстрелил Паавылдай, и его стрела прошла скозь ушки девяноста штопальных игл. Потом принесли шкуры девяноста быков и поставили эти затвердевшие шкуры девяноста быков — кто прострелит их, будет победителем. Он все их прострелил.

А теперь оставались еще лошади. Пока Паавылдай выигрывал все состязания. А тут должны были бежать кони. Но у него не было мальчика, которого он мог бы послать на скачки. И он пошел к своей будущей жене.

— Что же делать? У меня нет мальчика, которого я мог бы послать на скачки. И нельзя поскакать мне самому.

Тогда она вырвала из своих волос один-единственный волос, закляла его и сделала из него мальчика. И он послал его на скачки. Этому мальчику она сказала:

— Послушай, на ночном привале спать нельзя! Не спите! Не спите ни в коем случае!

Потом он ускакал и, приехав на ночевку, заснул. Заснул не только мальчик, заснул и конь, а когда он проснулся и огляделся — ах ты голубое небо! — он проспал целых три дня, и лошади хана уже снялись с места и ускакали. Они спали три дня!

Он побежал к мальчику и заржал вот так [77], но тот не проснулся. И даже когда он ударил его — хоть бы что. Мальчик был мертв! Тогда конь помчался к Гурмусту-хану.

— Моего господина убили, что мне теперь делать! — сказал он.

Когда он обратился к Гурмусту-хану, тот дал ему целебную воду.

— Вот тебе вечная целебная вода. Если ты пойдешь туда и вольешь ее ему в рот, он оживет. Беги себе дальше по воздуху.

Влил конь в мальчика эту вечную целебную воду, и мальчик снова ожил.

— По воздуху! — сказал он.

А лошади, участвовавшие в скачках, бежали уже три дня. И когда они помчались по воздуху, стало видно, что последней скачет шулмусиха, она выжидала момент, чтобы причинить мальчику вред, когда он появится. А тот пролетел над ней, как самолет, и, когда они перегнали всех и опять спустились вниз,