со стихотворными подписями под схватками гладиаторов.

Бегло осмотрев обстановку кабинета, Бургдорф приблизился к окну и, почти прижавшись лбом к стеклу, окинул взглядом часть старинного, обрамляющего небольшой пруд парка. Ему вспомнились подробности ареста Шелленбергом адмирала Канариса. Бригаденфюрер тоже оставил бывшего шефа абвера на втором этаже, из которого тот мог бежать. Предложил собрать вещи, а сам вместе с сопровождавшим его офицером СД почти час терпеливо ждал его решения внизу, в гостиной.

«Но ведь фельдмаршалу такой возможности — бежать — ты пока еще не предоставил, — одернул себя Бургдорф, отходя от окна. — И вряд ли предоставишь».

Только теперь внизу послышались женские голоса. Один из них, высокий и властный, которым отдавали какие-то распоряжения, принадлежал супруге фельдмаршала Люции, адъютант фюрера узнал его. Другой, очевидно, служанке.

— Так что вас привело в наши края, Бургдорф? — Майзеля фельдмаршал воспринимал лишь как попутчика адъютанта фюрера или его сопровождающего, совершенно игнорируя тот факт, что имеет дело с членом Суда чести.

— Если скажу, что всего лишь желание проведать выздоравливающего после ранения фельдмаршала Роммеля в его родовом имении, — этого будет достаточно?

— Неубедительно, тем не менее, исходя из великосветских условностей, вполне достаточно, чтобы хоть как-то оправдать своё появление в столь отдалённом уголке рейха. Заметьте, я сказал: «Хоть как- то».

— Разве во время болезни никто из генералов не навещал вас? — растерянно спросил Бургдорф.

— Никто из окружения фюрера — так будет точнее.

— Серьезное упущение, которое мы с генералом Майзелем… — поймав на себе осуждающий взгляд судьи чести, Бургдорф запнулся на полуслове, но затем всё же промямлил: — Как видите, мы с генералом решили всё же навестить вас.

«Чего ты тянешь с объяснением?! — вычитал он осуждение в глазах Майзеля. — Зачем виляешь хвостом именно тогда, когда самое время набраться мужества, чтобы известить фельдмаршала об истинной причине нашего появления здесь?!».

— «Вот и сообщи ему, умник! — так же мысленно огрызнулся адъютант фюрера. — Чего ждёшь?».

— «Потому что роль «чёрного гонца» фюрер поручил тебе. Вот и отрабатывай доверие вождя нации».

До аэродрома они добрались поздним вечером. Как было условлено, Курбатов сразу же связался с Берлином и был удивлен, что только что прилетевший в столицу Скорцени все еще пребывает на службе.

— Господин штурмбаннфюрер, докладываю: колонна прибыла, потеряв одного солдата охраны легко раненым. Около семидесяти партизан, пытавшихся захватить нас, убиты; обезврежены две партизанские мины; на них подорвались подводы с плененными нами партизанами.

— Вы не знаете, почему до сих пор, — в Берлине одиннадцатый час вечера — я все еще сижу в кабинете и жду вашего доклада? — едва дослушал его Скорцени. — Вовсе не для того, чтобы узнать, что один ваш егерь получил шрапнель в задницу. Груз доставлен?

— Так точно.

— Это все, что от вас требовалось, полковник. Все, что от вас требовалось! Даже если бы вы потеряли всю охрану до последнего солдата, даже если бы самого вас доставили на аэродром на лафете, то и в этом случае вы получили бы за операцию «Горный странник»…

— Она называлась именно так? — удивленно уточнил Курбатов.

— …Свой Железный крест. Ибо любые жертвы во время этой операции были бы не только оправданы, но и уместны.

— Предпочитаю обходиться без них.

— Но партизаны охотились за вами.

— Очевидно, они кое-что знали об этом грузе.

— Конечно же, знали. А вы?

— Я — нет. Меня интересовала только охрана.

— Если вам станет известно, что кто-то из солдат колонны высказывает хоть какое-то предположение относительно груза, немедленно приплюсуйте его гибель к потерям во время марша.

— Как это в подобных случаях делается…

— От имени фюрера сообщаю: вы награждены Железным крестом I степени.

— Весьма польщен, господин штурмбаннфюрер. Но это был обычный рейд. — Жаль, что не смею поинтересоваться, что это за груз мы доставляли.

— Через несколько лет после войны вы совершенно случайно узнаете, что это часть того груза, с которым связан один из ваших попутчиков.

— Вот как?!

— Можете считать это случайной утечкой информации.

«Часть сокровищ, — в тайны которых посвящен барон фон Шмидт! — сообразил Курбатов. — Значит, это и есть та часть клада Роммеля — в полотнах древних мастеров, старинных изделиях и прочем, которые конвою Роммеля удалось спрятать на побережье Италии, занятой недавно англо-американцами».[19]

— Обещаю узнать об этом не раньше, чем через три года после войны, — нашел Курбатов способ поблагодарить Скорцени за информацию.

— Проследите, чтобы груз оказался в самолетах, — вдруг прорычал первый диверсант рейха. — Лично проследите. И никаких псалмопений по этому поводу, никаких псалмопений!

— Груз улетит, в этом можете не сомневаться.

— Молите Бога. И еще… завтра же отправляйтесь на известную вам виллу. Пробудете там неделю, может быть, две. В ожидании Железного креста. Это ваш отпуск. Но помните: ваш попутчик представляет для нас не меньшую ценность, нежели груз, который немедленно — вы слышите меня, Курбатов, немедленно, — должен быть отправлен в Германию. Лично проследите, чтобы оба самолета, а также истребители прикрытия поднялись в небо. Ночь, непогода, землетрясение, всемирный потоп… — все это не может служить никаким оправданием задержки вылета. Любой, кто попытается оттянуть или, упаси Господь, помешать своевременному взлету…

— Взлетит в небо на фюзеляже самолета.

— И никаких псалмопений по этому поводу, князь, никаких, дьявол меня расстреляй! — прогромыхал в трубку Скорцени, пытаясь завершить этот странный ночной диалог через все фронты и всю войну.

— Кстати, что мне делать после виллы? — успел упредить его Курбатов. — Я обязан вернуться в школу?

— Вначале убедитесь, что ваш попутчик чувствует себя на вилле в полной безопасности. В полной, князь! От офицера из отдела гестапо, базирующегося на аэродроме, вы получите пакет. В нем документы попутчика. На вилле он должен предстать под именем, которое в них указано. Если же он вновь попытается предстать под своим настоящим…

— Придется доставлять его в концлагерь…

Скорцени ответил не сразу, и Курбатов уже подумал было, что на сей раз явно поспешил с продолжением его мысли, но…

— Вы даже не догадываетесь, что подали сейчас прекрасную идею. Не исключено, что на какое-то время его действительно придется упрятать в лагерь. И не обязательно в качестве офицера охраны. Поскольку как охранник после войны он будет подвержен гонениям со стороны новых властей. Но все это — со временем. Пока передайте Умбарту, что на какое-то время он остается для охраны аэродрома. Егеря тоже