- Нечего.

- То-то ты молчал, как немой.

- А что мне еще оставалось? Я и так, мягко говоря, ей вечер испортил.

- Да уж, сегодня ты отличился... Ничего, стерпит. Ей не привыкать, судьба такая. Зато мы пронаблюдали, как эта штука работает. Вот уж воистину: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

- Как знать... есть вещи, которых лучше вообще не видеть.

- Пока не начнешь следствие.- Она сама удивилась резкости своей интонации, но смягчить впечатление не пыталась, и разговор оборвался.

И только уже на лестнице, остановившись передохнуть на площадке между этажами, он заговорил снова:

- Один маленький штрих. Я, конечно, виноват перед ней. Но тем не менее: она мне отчетливо неприятна.

- Это в каком же смысле? - спросила она скептическим тоном.

- В биологическом. Где-то внутри нее, в самой глубине, есть нечто инопородное, какая-то чуждая молекула, что ли... и, возможно, опасная. Причем она сама наверняка об этом не знает.

Марго полностью сосредоточилась на том, чтобы не дать заметить Платону, какое удовольствие доставило ей его заявление - словно приятная, теплая волна распространилась по всему телу. Мужики все подряд на Лолку бросаются, что голодные псы на кусок мяса, а вот он - из другого теста.

Когда он заснул, перед тем как выключить свет, она собрала и вынесла из комнаты все колющие и режущие предметы, ворча под нос:

- Профессия... ничего не поделаешь.

Проснулась она от ощущения, что в доме творится что-то неладное. Уже начинался рассвет, и в комнате было серо. Она прислушалась - из гостиной доносились невнятные звуки, не то сопение, не то тихий хрип, и какое-то шуршание.

Платон лежал на спине, неловко и странно выгнув туловище, и слегка вздрагивал. Глаза были открыты, но виднелись только белки, казавшиеся огромными, в уголке плотно сжатого рта пузырилась слюна. Марго имела об эпилепсии весьма смутные представления, почерпнутые в основном из кинофильмов и любовных романов. Она знала, что больного не следует перемещать, что в рот нужно вставить ложку, дабы он не откусил себе язык и не задохнулся, а когда конвульсии кончатся - тепло укрыть, ибо он будет мерзнуть.

Насколько ей было известно, Платон никогда ранее эпилепсией не страдал, да и другие родственники тоже. Ergo, внезапный припадок, следовало увязывать со вчерашними событиями. И тут ей пришла в голову неприятная аналогия. Как ей удалось в свое время выяснить в Институте генетики, покойный брат Лолы, Легион Паулс, был эпилептиком. Скорее всего случайное совпадение. Но ведь все это треклятое дело, в котором она постепенно и незаметно увязла по уши, было основано на мерзких совпадениях и туманных фантазиях, здесь было некого схватить за руку и вообще не было ничего конкретного, кроме жутких конечных результатов.

Через полчаса приступ закончился. Марго поразилась: еще никогда она не видела такого безмятежного покоя в лице Платона. Несколько раз она замечала, что его губы слегка шевелятся, и, склонившись к нему, попыталась понять еле слышный шепот. Ей удалось разобрать лишь несколько отдельных, не связанных между собой слов, но она сразу насторожилась, ибо одно из них было 'Легион', причем оно прозвучало почему-то как 'Легио'. Кроме того, были слова 'обретешь', 'тебе обещаю' и 'превзошедших и знающих'. Неужели покойный брат Лолы действительно имел отношение ко всему этому безобразию? На Марго тяжело навалилось предчувствие кошмара, и ей удалось отогнать его, только закурив сигарету.

На следующий день Платон предстал перед ней совсем новым человеком, и она не знала, радоваться ей или печалиться.

Он поднялся значительно раньше Марго и, хотя она обычно спала достаточно чутко, сумел, не разбудив ее, не только улизнуть из дома, но и через час с лишком вернуться. Проснувшись и направляясь в ванную, Марго увидела в гостиной почти незнакомого человека - подстриженного, выбритого, отглаженного, с корректным, но замкнутым выражением лица.

Во время завтрака он поддерживал разговор с Марго, сохраняя при этом определенную отрешенность и не прерывая, по-видимому, внутреннего потока мыслей; одновременно, как удалось ей подметить, он успевал отслеживать даже мельчайшие события в окружающем мире, от скрипа тормозов на улице до чьих-то шагов на лестнице, приглушенных обитой войлоком дверью.

- У тебя был припадок эпилепсии,- нейтральным тоном, будто о пустяке, сообщила Марго,- на рассвете.

- Как ни странно, помню начало. Помню, что успел осознать это...- Он на секунду задумался.- Будет повторяться, раз началось: я проинструктирую тебя после... впрочем, ты и так хорошо справилась.- Он кивнул на лежащую в мойке деревянную ложку со следами зубов.

- Ты полагаешь, слово 'легио' попало в твой бред не случайно?

- Не полагаю, а уверен. После эпилептических припадков многие люди получают сведения, о которых до того и понятия не имели. Не забудь, что полуграмотный Магомет диктовал суры Корана сразу после приступов эпилепсии. Происходит подключение к высшим источникам информации. То же самое, кстати, случается, хотя и редко, при некоторых других заболеваниях или просто при травмах черепа. Все ясновидящие обязательно проходят через нечто подобное.

- Ты что, веришь в ясновидение? - с ужасом спросила Марго и отшатнулась от стола, будто перед ней поставили тарелку с живыми жабами и скорпионами.- Это же сплошное шарлатанство!

- Не всегда. Есть люди, выдержавшие многократную проверку. Да та же Ванга, к примеру. Ты слышала, чтобы хоть кто-нибудь ставил под сомнение ее результаты?

- Действительно... а я об этом и не подумала... как странно...

- Когда мы говорим о проникновении одного сознания в другое - это условность. Сознание - в мозгу, а один мозг с другим напрямую вступать в связь не может. Это, считай, доказано. Проникновение идет на уровне подсознания.

А это - сообщающиеся сосуды, то есть проникновение всегда взаимно. Если некто вторгся в мое подсознание так, что из него в мозг выхлестнул приказ вскрыть себе вены, значит, в моем подсознании теперь имеются сведения об этом субъекте, и не меньшие, чем у него обо мне. Но вот получить их не просто. Доступ к собственному подсознанию для нас жестко заблокирован, ради нашей же безопасности. Значит, вопрос в том, как добыть из моего подсознания хоть какие-то сведения об этой чужой воле, которая смогла, невзирая на существующие естественные запреты, приказать мне убить себя. Как это сделать, пока не знаю. Скорее всего гипноз.

Сеанс состоялся на следующий день.

- Расслабьтесь,- сказал гипнотизер и сделал в воздухе вялый жест раскрытой ладонью.

Никакой реакции не последовало, и на его лице отразилось удивление вместе с любопытством.

- Хорошо... Сосчитаем до десяти... Один... два... три... четыре...

После счета 'три' Платон обмяк в кресле, и его голова откинулась назад.

- Отлично.- Гипнотизер подошел поближе.- Проверка: вы находитесь в состоянии гипноза. Вы осознаете это?

- Осознаю,- непривычным, глухим голосом выдохнул Платон.

- Теперь немного положительных эмоций. Вы сидите в саду. Светит солнце, и поют птицы.

На лице Платона появилась идиотически блаженная мимика: он подставлял лицо несуществующему солнцу и слушал щебетание несуществующих птиц. Марго стало неловко и обидно за него. Но ведь он пошел на это сознательно... Ничего не понимая в гипнозе, Марго тем не менее почувствовала, что присутствует при работе высококлассного спеца. Это ее удивило: она привыкла к тому, что всегда было 'или - или'. Или показушник, или специалист. А тут и то, и другое сразу. Да, вот они, новые времена...

Гипнотизер сделал знак рукой, чтобы она подошла, и показал жестом, что пора включить диктофон, который она держала наготове.

- Ваши мысли, как никогда, ясны. Что вы чувствуете?