- Пустое, - ответила та, не отвлекаясь.
Девушка еще немного постояла, подмываемая изнутри каким-то неразрешимым интересом, и, уже уходя, промолвила смущенно:
- Там говорили такие вещи…
- Иди спать, дорогая, - взглянув на девочку, перебила её Готель.
- Да, мамочка, - ответила та, исчезла за дверями и появилась снова, - прости меня, пожалуйста, я правда очень люблю тебя.
- Я знаю. Я тоже тебя люблю, дитя, - ответила Готель, и поцеловав маму на ночь, Мария исчезла снова.
Расстраивало же Готель не утреннее поведение девушки, а что то, что 'держало её в этой глуши', похоже, растаяло вместе с весенним снегом.
- Мария, Мари, - говорила она следующим утром в полголоса у постели девушки, - я собираюсь в Шамбери.
Девушка насилу открыла глаза и, поморщившись от света, взглянула на мать:
- Я думала, ты сегодня будешь дома.
- Я знаю, я скоро вернусь, дорогая, - отвечала Готель.
Девушка перекутавшись в одеяле отвернулась к стене. Готель погладила её по волосам и встала с постели.
- Мам, - услышала она вдруг.
- Да, милая.
- Может нам пришлют из Лиона новых книг, - проговорила Мария.
- Да, я думаю, это возможно, - не без удивления согласилась Готель, - я попрошу об этом.
Однако эта случайная просьба явилась Готель не меньше чем испытанием. Ибо Мария мечтала сейчас вовсе не о книгах, но проявляла любовь. Ту самую, о которой Готель так мечтала когда-то. Ещё вчера девушка возненавидела книги за их свободу, а сегодня вдруг предпочла соблазнять себя этой же свободою. Ради чего был сей выбор? Остаться 'в этой глуши' на радость маме? 'О, это сладкое искушение! О, мой грех! - взмолилась по дороге Готель, - способна ли я на такую любовь, Господи? Ответь мне и дай мне сил!'
Придя в город, она с невероятной последовательностью обошла лавки, неторопливо складывала покупки, и каждый раз мучительно вздыхала, попадая взглядом на, лежащее на дне мешка, письмо; она зашла в три или четыре магазина вовсе без необходимости, то ли откладывая сею отправку, то ли раздумывая о ней.
- Вы не подскажете, где я могу найти посыльного в Лион? - тихо спросила она бакалейщика, как если бы это было чем-то крайне не приличным.
- Камиль седлает коня, - жестом показал на улицу продавец, - успеете, если поторопитесь.
- Уже? - проговорила сама себе Готель и вышла из магазина с видом поверженным и сокрушенным, но всё ещё движимая какой-то внутренней силой.
- Вы Камиль? - спросила она влезающего на коня всадника.
- Да, мадам, - ответил с гордостью юноша, - у вас есть послание?
- Да, но…, - замешкалась Готель, - как скоро вы будете в Лионе?
- Вечером, - довольно засмеялся тот.
- Да, естественно, - улыбнулась она.
- Так вы будете что-то передавать? - спросил юноша, крепко натянув поводья.
- Я не знаю, - Готель огляделась по сторонам в поисках ответа на свою дилемму, - Господи, я не знаю!
- Я буду здесь завтра, если решите, - заключил тот и пришпорил коня.
Дикая боль пронзила голову Готель и она схватилась за неё обеими руками, не зная теперь, сможет ли, вернувшись, посмотреть своей девочке в глаза и признаться в своих слабостях сама. 'Нет', - горько мелькнуло у неё в голове.
- Стойте! - крикнула она всаднику и побежала следом, - стойте, подождите!
Проехав всего несколько домов по улице, Камиль остановился.
- Вот, - протянула она вверх письмо и несколько монет в оплату.
Она с легкостью выпустила деньги, но так крепко держала конверт, что юноше пришлось почти силой вырвать его из её цепких пальцев.
Пыль на дороге уже давно осела, а Готель так и стояла среди улица, словно вся её жизнь исчезла сейчас за горизонтом.
- Я позволила себе немного убрать в твоей комнате, - призналась осторожно Мария, когда Готель появилась у подножья башни.
Уборкой комнаты девушка деликатно назвала некоторую перестановку в шкафу. Всё ещё чувствуя за собой вину, она перебрала и протерла от пыли книги, разложила их по темам и авторам, и аккуратно уложила обратно, освободив, тем самым, дополнительное место для новых.
- Я думала, ты сегодня пойдешь за молоком, - на следующий день, случайно заметила девушка.
- Я хотела побыть дома, но если хочешь, - взволновалась Готель.
- Нет-нет, - успокоила маму девушка, - я собираюсь на поляну.
Это были странные дни. Готель почти не отходила от Марии; вдруг давала ей неожиданные наставления и почти с тревогой следила, как та с ними справлялась.
- Сковороду держи левой рукой, лопатку правой, - появлялась как из ниоткуда она.
- Не тревожься уж так, мам, - снова успокаивала её девушка, - я делала это уже тысячу раз.
- Прости, ты права, прости, - улыбалась Готель, садилась обратно за стол и следила дальше за каждым движением своей девочки; и так пока не провожала её до постели.
Она сидела у кровати Марии и гладила её по золотым волосам, ласково и ненасытно.
- Я хочу спать, maman, - не выдержав, прошептала девушка.
В эту теплую ночь Готель не ложилась. Она сидела в зале и изо всех сил вслушивалась в тишину, чтобы услышать за стеной дыхание девочки, и будто слышала его. Так Мария и застала её поутру, выходя из своей комнаты:
- Как ты меня напугала, - схватилась за сердце девушка, - ты вроде собиралась сегодня в Шамбери.
- Да, - встала навстречу Готель, - прости, я не хотела, чтобы ты волновалась…, и по поводу новых книг, я…, знаешь, их может и не быть, - её лицо наполнилось какой-то бесконечной грустью, почти страданием, - но это ведь ничего, правда?
Глаза Готель стали совсем влажными и, казалось, слеза вот-вот скатится по её щеке:
- Я бы не хотела, чтобы ты очень переживала по этому поводу, - взяла она девушку за руку.
- Ничего страшного, мам, - погладила её по руке девушка, - я люблю тебя.
- Да! - не сдержалась Готель, - я тоже, тоже! Но знаешь, ты тогда так правильно всё сказала. Ты прости меня, хорошо? Я была слишком эгоистична, - почти плакала она, - ты не должна была здесь расти, - досадовала она на себя, - ты не должна, - повторяла она, заглядывая безумным взглядом девушке в глаза.
- Я люблю тебя, мамочка, - обняла её Мария.
- Я знаю, знаю, - немного успокоилась та, - просто…, дай мне знак, если решишь это изменить сама, - договорила Готель, вытерла слезу и ступила вниз по лестнице.
Погода была равнодушно прекрасна и располагающе ясна к прогулке. Но Готель не пошла в Шамбери. Она медленно побрела по 'туринской дороге' и остановилась возле небольшого горного озерца; уселась на траву, оперевшись спиной о камень, и несколько часов недвижимо созерцала, мерцающую в лучах водную гладь. День лениво тянулся по небу, бессонная ночь давала о себе знать, и Готель прогретая солнцем в душистой траве задремала, а открыла глаза, когда небесный диск уже едва касался вершин по другую сторону озера. Земля под Готель остыла, и она решила пройтись. Её путь ещё несколько часов оставался
