приятно проводим время. Тем временем наши переводчики работают, и их работа не из лёгких. У них нет времени есть и пить. Мы полагаемся на них в выражении наших мыслей друг другу. Я предлагаю тост за переводчиков!

Он обошёл вокруг стола и чокнулся с каждым из переводчиков.

Подняв свой бокал, Черчилль воскликнул:

— Переводчики всего мира, объединяйтесь! Вам нечего терять, кроме своей аудитории!

Эта пародия на коммунистический лозунг очень понравилась Сталину, и он долго смеялся[423].

Министр иностранных дел Третьего рейха фон Риббентроп был не очень умным человеком. Но зато большим любителем поз и себя самого. В дипломатии он разбирался плохо, но в своих мемуарах, написанных в Нюрнбергской тюрьме[424], «забыл» рассказать один забавный случай. «Забыл» потому, что он выставлял главу гитлеровского МИДа круглым дураком. Во время приема в Кремле в честь Риббентропа в августе 1939 года он поднялся по знаменитой лестнице Большого Кремлёвского дворца и приветствовал Сталина… нацистским приветствием. То есть вытянутой вверх рукой. Окружение Сталина замерло: это явная провокация. На самом деле неумный Риббентроп просто не подумал о неуместности такого жеста. Спас ситуацию Сталин, который неожиданно для всех ответил Риббентропу… книксеном. Взявшись пальцами за края своего френча, он картинно присел перед гостем. Собравшиеся разразились громовым хохотом[425].

А вот ещё несколько историй, случившихся во время визита Риббентропа в Москву в августе 1939 года. Немецкий министр иностранных дел провозглашал тосты за Сталина, за Молотова. Сталин неожиданно предложил: «Выпьем за нового антикоминтерновца Сталина!» и незаметно подмигнул Молотову. Пошутил, чтобы вызвать реакцию Риббентропа. Тот бросился звонить в Берлин, докладывает Гитлеру в восторге. Гитлер ему отвечает: «Мой гениальный министр иностранных дел!» Гитлер никогда не понимал марксистов[426].

О том, что на этом же самом чисто протокольном банкете в честь немецкой делегации Сталин предложил выпить за здоровье «фюрера, которого так любит немецкий народ», обязательно пишут все «демократические историки». Выдают дипломатическую вежливость за некое «родство душ». Но никто из них не спешит рассказать о том, что на том же приёме Сталин со свойственным ему юмором откровенно поиздевался над Риббентропом. Подняв тост… «за нашего наркома путей сообщения Лазаря Кагановича», который сидел тут же за столом, через кресло от фашистского министра иностранных дел. И Риббентропу пришлось выпить за еврея Кагановича.

А вот ещё несколько «дипломатических» анекдотов с участием Сталина.

Когда министр иностранных дел Великобритании Иден посетил Москву зимой 1942 года, немцев едва только «отодвинули» от нашей столицы. Иден высказал мысль, что борьба с немцами будет трудной и длительной.

— Ведь сейчас, — добавил он, — Гитлер всё ещё стоит под Москвой, и до Берлина далеко…

— Ничего, — спокойно возразил Сталин, — русские уже были два раза в Берлине, будут и в третий раз[427].

В Потсдаме летом 1945 года, после провала Черчилля на всеобщих выборах в Англии, его сменил новый лейбористский премьер Клемент Эттли. Вместе с ним в Потсдам прибыл и новый министр иностранных дел Великобритании, видный деятель английского рабочего движения Эрнст Бевин. Как-то в туалете (переводчик порой должен был сопровождать своего шефа и туда) Бевин, стоя неподалеку от Сталина у писсуара, пошутил:

— Это — единственное место в капиталистическом мире, где трудящийся может с полным правом взять средства производства в собственные руки…

Сталин, хитро улыбнувшись, поддержал шутку:

— То же и в социалистическом мире…[428]

Американский дипломат Аверелл Гарриман рассказывал, что впервые он попал на русскую землю ещё восьмилетним мальчиком во время одного из больших путешествий, в которое родители взяли его с собой. Семья Гарриманов высадилась тогда ненадолго на западном берегу Берингова пролива. Когда впоследствии Гарриман рассказал в Кремле об этом приключении, добавив, что ни у кого из них не было визы, Сталин заметил:

— Теперь бы вам это не удалось…[429]

Сталин спросил у метеорологов, какой у них процент точности прогнозов.

— Сорок процентов, товарищ Сталин.

— А вы говорите наоборот, и тогда у вас будет шестьдесят процентов [430].

Как-то иностранные корреспонденты спросили Сталина:

— Почему на гербе Армении изображена гора Арарат, ведь она не находится на территории Армении?

Сталин ответил:

— На гербе Турции изображен полумесяц, а ведь он тоже не находится на территории Турции.

Уже много позднее Аверелл Гарриман вспоминал, что во время Потсдамской конференции он сказал Сталину:

— А ведь вам, должно быть, очень приятно, что вы после того, что пришлось пережить вашей стране, находитесь сейчас здесь, в Берлине…

— Царь Александр, — невозмутимо заметил Сталин, — до Парижа дошёл…[431]

Во время визита в Москву в августе 1942 года главной своей задачей Черчилль считал рассказать Сталину, что второго фронта в этом году в Европе союзники не откроют [432]. Вместо этого они планируют высадиться во французских владениях в Африке.

На это Сталин не без иронии сказал:

— Британская армия не должна так сильно бояться немцев[433] .

У Сталина было несколько переводчиков, которые вместе с вождём участвовали в переговорах. Для каждого языка свой. Переводчиком с немецкого и на немецкий у него был Бережков, чьи мемуары я всем рекомендую прочитать[434]. С английского Сталину переводил другой человек — Павлов. Именно на этом и строится весь дальнейший юмор. Однако как следует из мемуаров Бережкова, он участвовал и в Тегеранской конференции, на которой по понятным причинам на немецкий язык было переводить некому и нечего, и в других переговорах с представителями Англии и США. А значит — он знал и английский язык. Однако исключать возможность ситуации, когда англосаксы знали переводчика Павлова и не знали переводчика Бережкова, полностью невозможно. А история вот какая…

Как-то случайно Сталин узнал (хотя Бережков об этом не упоминал), что тот знает помимо немецкого ещё и английский язык. И вот как-то спустя два или три года всего за пять-десять минут до начала ответственных переговоров с американцами Сталину сообщают, что переводчик Павлов не сможет присутствовать, так как неожиданно заболел. Американцы, прибывшие в Кремль, узнав об этом, заволновались: переговоры оказались под угрозой. Советник посольства США в Москве Чарльз Болен с тревогой спрашивает у Сталина: