— Как говорят французы, даже самая прекрасная женщина не может дать больше того, что у неё есть.
Сталин его поправил:
— Но она может дать дважды.
Каганович представил Сталину проект реконструкции Красной площади. На макете с передвижными конструкциями можно было рассмотреть всё до мельчайших подробностей. Сталин с интересом разглядывал макет, а Каганович рассказывал о планах реконструкции, передвигая макеты старых зданий и новых построек. Сталин молча слушал. Каганович по-своему истолковал молчание и, войдя в раж, перешёл к главному — к переносу здания храма Василия Блаженного. Он потянулся к миниатюрному макету здания и тут же услышал: «Поставь храм на место».
На этом обсуждение было закончено[381].
Обычно перед заседанием Политбюро Сталин заботился о вкусном столе. Позвал Соловова, предложил добыть рябчиков. Поехали с Туковым на Плещеево озеро, где непуганые рябчики сами садились на мушку… С фронтовой канонадой и азартным шумом набили ворох дичи. Сталин принялся её считать, учитывая каждого члена Политбюро. Этому — рябчик, другому — рябчик, а когда дошёл до Хрущёва, вздохнул:
— Ему, пожалуй, и двух будет мало…[382]
Как-то на банкете в Кремле, улучив момент, знаменитый певец Иван Семенович Козловский обратился к Сталину:
— Товарищ Сталин, я никогда не был за границей, очень хотелось бы съездить…
— А не убежите?
— Что вы, товарищ Сталин, я свою родную деревню не променяю на всю заграницу!
— Как хорошо вы это сказали. Вот и поезжайте в родную деревню [383].
А вот ещё одна история, связанная с именем великого тенора. Сталин любил музыку. Концерты, которые устраивались в Кремле, особенно с участием вокалистов, он воспринимал с большим интересом, аплодировал артистам. Во время выступления Козловского на одном из концертов некоторые члены Политбюро стали громко выражать пожелание, чтобы он спел задорную народную песню. Сталин спокойно, но громко сказал:
— Зачем нажимать на товарища Козловского. Пусть он исполнит то, что сам желает. А желает он исполнить арию Ленского из оперы Чайковского «Евгений Онегин».
Все дружно засмеялись, в том числе и Козловский. Он сразу же спел арию Ленского[384].
Сказать, что Сталин всегда шутил по-доброму, значит погрешить против истины. Как любой человек, обладающий чувством юмора, он использовал его разными способами. В том числе и очень своеобразно. Об этом нам поведал в своих воспоминаниях известный карикатурист Борис Ефимов. Рассказывает он о своём брате — известнейшем советском журналисте Михаиле Кольцове, который к первомайскому празднику 1937 года ненадолго вернулся в Москву из охваченной гражданской войной Испании.
«Кольцов ненадолго приезжает в Советский Союз. На Белорусском вокзале его встречает, как говорится, «вся Москва» — журналистская и писательская. Отблеск захватывающей борьбы в Испании ореолом всенародной популярности ложится на спецкора «Правды» Он окружён всеобщим вниманием. В Кремле ему вручается довольно ещё редкий в ту пору боевой орден Красного Знамени. На традиционном первомайском приеме в Георгиевском зале Кремлевского дворца среди многих прозвучавших там здравиц был и тост, предложенный народным комиссаром по военным делам.
— Вы знаете, товарищи, — сказал Климент Ефремович Ворошилов, — в Испании сейчас идёт война. Упорная, нешуточная война. Воюют там разные нации. Затесались туда и наши русские. Я предлагаю, товарищи, поднять бокалы за представителя наших людей в Испании, присутствующего здесь товарища Михаила Кольцова…
В эти дни Кольцов, что называется, нарасхват: ему приходится рассказывать о своих испанских впечатлениях в самых различных аудиториях. Но самой серьёзной из этих аудиторий была, несомненно, и самая немногочисленная из них — всего пять человек. Это были Сталин и наиболее приближённые к нему лица — Молотов, Каганович, Ворошилов, Ежов. Вопросы к Кольцову о самых разнообразных деталях военной и политической ситуации в Испании и его обстоятельные ответы заняли больше трёх часов. Наконец, беседа подошла к концу.
— И тут, — рассказывал мне брат в тот же вечер, — он стал как-то чудить. Остановился возле меня, прижал руку к сердцу, поклонился.
— Как вас надо величать по-испански? Мигуэль, что ли!
— Мигель, товарищ Сталин, — ответил я.
— Ну так вот, дон Мигель. Мы, благородные испанцы, сердечно благодарим вас за ваш интересный доклад. До свидания, дон Мигель. Всего хорошего.
— Служу Советскому Союзу, товарищ Сталин!
Я направился к двери, но тут он снова меня окликнул, и произошёл какой-то странный разговор:
— У вас есть револьвер, товарищ Кольцов?
— Есть, товарищ Сталин, — удивлённо ответил я.
— Но вы не собираетесь из него застрелиться?
— Конечно, нет, — ещё более удивляясь, ответил я, — и в мыслях не имею.
— Ну, вот и отлично, — сказал Сталин. — Отлично! Ещё раз спасибо, товарищ Кольцов[385]. До свидания, дон Мигель»[386] .
Вот ещё пара образцов чёрного сталинского юмора. Во время войны (!) на протяжении нескольких лет вождь донимал одного и того же маршала вопросом, почему его не арестовали в 1937 году. Тот не успевал открыть рот, как Сталин строго приказывал: «Можете идти!» И так повторялось раз за разом. Состояние маршала, думаю, описывать не нужно.
Настал День Победы. Сталин, окружённый военачальниками, произносит речь:
— Были у нас и тяжёлые времена, и радостные победы, но мы всегда умели пошутить. Не правда ли, маршал? — и называет фамилию объекта своих «шуток»[387].
Сталину очень нравилась Любовь Орлова — героиня фильмов «Весёлые ребята», «Волга-Волга». Как-то он пригласил её с мужем — режиссёром Григорием Александровым.
Сидят, разговаривают о том о сём… Вдруг Сталин спрашивает Орлову:
— А что, ваш муж часто вас обижает?
Та в шутливом тоне отвечает:
— Да нет, редко.
Сталин, без тени улыбки:
— Скажите ему (а он сидит рядом), что мы его повесим. Тоже редко. Только один раз.
Орлова уже испуганно:
— За что, товарищ Сталин?
Сталин невозмутимо:
— За шею, — ответил и рассмеялся[388].
После войны Н.А. Булганина назначили министром обороны, и он стал готовиться принимать парад — учиться ездить верхом.
Ему привели самую смирную кобылу и он тренировался в кремлёвском дворе. Вышел Сталин,
