Джон Буль, пробуждающийся со вздохом облегчения от кошмара, в то время как все страшные слухи, ночные фантазии и подозрения улетают через окно» (Черчилль У. Вторая мировая война. Т. 1. — М.: Воениздат, 1991. С. 154).

Чтобы быть точными: не Германия объявила войну, а Англия и Франция. Не Германия формально напала на них, а они напали на Германию. Вместе с метрополией войну Берлину в тот же день объявили Австралия и Новая Зеландия, а Канада сделала это 10 сентября. Не обошлось без небольших осложнений, которые показывают нам степень «независимости» частей империи от её английского стержня. Южно- Африканский союз также объявил войну Германии. Несмотря на то что перед войной здесь у власти находилось правительство бурского националиста Герцога, которое во многих вопросах (и особенно в расовом) симпатизировало Гитлеру. Этот политик посмел высказаться за нейтралитет в войне между Англией и Германией, после чего в течение одного дня был моментально провален в парламенте. И уже 5 сентября 1939 года на смену ему пришло правительство маршала Смэтса, немедленно объявившее войну. Равно как и Индия. А вот Египет и Ирак, которые де-юре были независимыми государствами, но фактически являлись британскими полуколониями, только разорвали дипотношения с Третьим рейхом. Зато ненавидящее англичан независимое ирландское государство поступило совершенно по-другому. 2 сентября 1939 года ирландцы официально объявили о своем нейтралитете. В итоге практически всю Вторую мировую войну в какой-то сотне миль от британского берега, в Дублине, работали дипломатические миссии Германии, Италии, Японии. Наряду с разведками этих стран. Этот пример показывает нам, насколько сложна была политическая ситуация в мире того времени. Как всё переплелось и как без понимания предшествующих веков невозможно понять трагические события мирового пожара (Майский И. Воспоминания советского дипломата. 1925–1945 гг. — Ташкент: Узбекистан, 1980. С. 385).

Там же. С. 387.

Обратите внимание — Резун-Суворов, живущий в Лондоне и старающийся в развязывании Второй мировой обвинить свою родину, одним из аргументов подготовки СССР к войне выставляет Закон о всеобщей воинской обязанности, принятый в нашей стране 1 сентября 1939 года. Про то, что за почти полгода до этого подобный закон приняли англичане, — молчок. Когда Сталин вводит всеобщую обязанность защищать Родину — это «кровавый тиран собирается завоевать всю беззащитную Европу». Когда Англия делает то же самое — это, разумеется, стремление к миру. Но что было делать главе нашей страны, если подобные законы вслед за Гитлером приняли все сильнейшие державы того времени?

Майский И. Воспоминания советского дипломата. 1925–1945 гг. — Ташкент: Узбекистан, 1980. С. 387.

Призывников англичане «почему-то» не призывали, а вот ввести рационирование, то есть карточную систему, на продовольствие не забыли. Это к вопросу, что у нас всегда карточки, а у них всегда процветание. В первую очередь англичане ввели карточки на масло и бекон (Майский И. Воспоминания советского дипломата. 1925–1945 гг. — Ташкент: Узбекистан, 1980. С. 387).

Там же. С. 395.

Очень подробно об этом см.: Стариков Н. Кто заставил Гитлера напасть на Сталина? — СПб.: Питер, 2011.

Осторожный Сталин ввёл войска на территорию части бывшей Российской империи, которая в тот момент называлась польским государством, только после того, как убедился в окончательном замирении с Японией. Ни днём раньше. Понимая это, становится понятным «странное» поведение Молотова, который 10 сентября говорит послу Германии графу Шуленбургу, что Красной армии на подготовку ещё нужно две-три недели, а 14 сентября (когда ясно, что завтра подписание мира с Японией) говорит об окончании этой подготовки. И только 17 сентября русская армия входит в Польшу (Хильгер Г., Мейер А. Россия и Германия. Союзники или враги? — М.: Центрполиграф, 2008. С. 379).

Любопытный эпизод: в Бресте немецкие и наши войска встретились, германская армия покидала город, который переходил под контроль Советского Союза. Комбриг Кривошеин тогда командовал танковой бригадой, которая встретилась с танковым корпусом Гудериана. Поднимая тост вместе с немецкими офицерами, Кривошеин их очень насмешил. Дело в том, что наш офицер перепутал немецкие слова Freundschaft (дружба) и Feindschaft (вражда). В итоге комбриг Кривошеин поднял тост «за вечную вражду» вместо «вечной дружбы».