крикнула, не заходя в комнату:
— Что с тобой, Адельхайда? Ты не поняла, что тебя зовут завтракать! Иди сюда!
Хайди вскочила и пошла на зов. В столовой давно уже сидела Клара. Она приветливо поздоровалась с Хайди. Лицо у Клары было куда оживленнее, чем обычно, ибо она предвкушала, что нынче опять будет много нового и интересного. Завтрак проходил без сучка и задоринки. Хайди вполне благовоспитанно ела свой бутерброд. После завтрака Клару опять отвезли в классную комнату. Фройляйн Роттенмайер велела Хайди следовать за Кларой и быть с ней, покуда не придет господин кандидат. Когда девочки остались одни, Хайди сразу спросила:
— А как отсюда выйти? Мне охота поглядеть, какая тут земля.
— Можно открыть окно и выглянуть, — весело отвечала Клара.
— Окна не открываются, — печально проговорила Хайди.
— Ну отчего же? — сказала Клара. — Просто ты не умеешь, а я не могу тебе помочь. Вот придет Себастиан и откроет окно.
Для Хайди было великим облегчением узнать, что окна все-таки открываются р можно будет выглянуть, так как после недавних тщетных попыток девочке казалось, что она в тюрьме. Клара засыпала Хайди вопросами о том, как ей жилось дома, и Хайди с восторгом рассказывала о горах, козах, пастбище и обо всем, что было так мило ее сердцу.
Между тем явился господин кандидат, однако фройляйн Роттенмайер, вопреки обыкновению, не провела его сразу в классную комнату. Ей необходимо было прежде выговориться, и с этой целью она задержалась с ним в столовой, где они сели и домоправительница с волнением и во всех подробностях описала ему свое весьма затруднительное положение.
Некоторое время назад она написала господину Зеземанну в Париж, где он сейчас находится, о том, что его дочка давно уже хочет иметь подружку для игр и занятий. Сама фройляйн Роттенмайер тоже полагала, что такая девочка будет хорошим подспорьем во время уроков, а в свободное время будет развлекать Клару. Собственно говоря, фройляйн Роттенмайер тоже давно уже хочет, чтобы в доме был кто- то, кто мог бы хоть отчасти снять с нее заботы о развлечениях для больной девочки, ведь, чего греха таить, они порой надоедают друг другу. Господин Зеземанн ответил, что с радостью исполнит желание дочери, однако при условии, что девочка-компаньонка будет во всем на равных с Кларой, он-де не желает, чтобы в его доме мучили детей.
— Впрочем, — не преминула присовокупить фройляйн Роттенмайер, — со стороны хозяина это было излишне. Кому же охота мучить детей!
И она продолжала свой рассказ. Подумать только, как ужасно все обернулось с этим ребенком! Домоправительница привела множество примеров, ясно говоривших о том, что девочка ни о чем не имеет ни малейшего представления. Мало того, что господину кандидату придется ее учить всему буквально с самого начала, но и сама фройляйн Роттенмайер вынуждена будет заняться ее воспитанием, так сказать, с нуля. И в этой ужасающей ситуации она видит лишь одно средство спасения: если господин кандидат сочтет, что занятия с двумя столь разными девочками попросту немыслимы без большого вреда для старшей из них. Для господина Зеземанна это было бы единственно приемлемым основанием отступиться от данного слова и сразу же отправить девочку восвояси. Без его согласия она на такой шаг решиться никак не может, ибо господин Зеземанн, несомненно, узнает, что девочку сюда привозили.
Однако господин кандидат был человеком весьма осторожным, не спешил выносить свои суждения и никогда не судил однобоко. Он принялся многословно утешать фройляйн Роттенмайер, говоря, что если юная дочка господина Зеземанна волей-неволей вынуждена будет, с одной стороны, вернуться назад в своих занятиях, то, с другой стороны, благодаря этому она, напротив, еще быстрее продвинется вперед. Тем более что при регулярных занятиях все скоро придет в равновесие.
Поняв, что господин кандидат не только ее не поддержал, но, наоборот, выразил готовность взвалить на себя возню с неграмотным ребенком, она встала и открыла дверь в классную комнату. И, впустив учителя, поспешила закрыть за ним дверь. Сама она туда не пошла, ее охватывал ужас при одной мысли о занятиях азбукой. Фройляйн Роттенмайер большими шагами мерила комнату, обдумывая, иак прислуге следует обращаться к Адельхайде. Ведь господин Зеземанн писал, что девочка во всем должна быть ровней его дочери. Но долго предаваться этим размышлениям ей не удалось. Из классной донесся грохот, там что- то упало! Затем оттуда стали звать Себастиана. Она ринулась на шум. И взору ее представилась ужасная картина — все валялось на полу: книги, тетради, учебные пособия, чернильница, а сверху — дорожка со стола, из-под которой по комнате растекался чернильный ручеек. Хайди нигде не было видно.
— Начинается! — вскричала фройляйн Роттенмайер, в отчаянии ломая руки. — Ковер, книги, корзинка с моим рукоделием, дорожка — выпачканы в чернилах! Такого еще не бывало! И всё эта несчастная! Ни минуты не сомневаюсь, это ее рук дело!
Господин кандидат был очень напуган. Клара же, напротив, была страшно довольна столь непривычными событиями и их возможными последствиями. Она попыталась объяснить происшедшее:
— Да, это сделала Хайди, но не нарочно. И ее, безусловно, нельзя за это наказывать. Просто она так спешила уйти, что случайно ухватилась за дорожку и вместе с ней сдернула со стола все остальное. Она испугалась проезжавших мимо экипажей и хотела убежать. Вероятно, она никогда прежде не видела карет.
— Ну разве я не была права, господин кандидат? Этот ребенок ни о чем не имеет ни малейшего понятия! Она даже не понимает, что такое урок! Не знает, что нужно тихо сидеть и слушать. Да, но куда же девалась эта злополучная девчонка? Что если она убежала из дому? Что мне тогда скажет господин Зеземанн…
И фройляйн Роттенмайер бросилась вон из комнаты, сбежала вниз по лестнице и сразу увидела Хайди, стоящую возле открытой входной двери. Девочка ошалелыми глазами смотрела на городскую улицу.
— Это еще что такое? Что это тебе в голову взбрело? Как ты смеешь убегать из классной? — напустилась на нее фройляйн Роттенмайер.
— Мне послышалось, что шумят ели, но я их не вижу и шума тоже больше не слышу, — отвечала Хайди, разочарованно глядя в ту сторону, где стихал шум колес проехавшего экипажа. Этот звук напомнил девочке, как завывает в верхушках елей фён, и она вне себя от радости кинулась к выходу.
— Ели? Мы разве в лесу? Что за странные идеи! Ступай наверх и посмотри, что ты там натворила!
С этими словами фройляйн Роттенмайер стала опять подниматься по лестнице. Хайди последовала за ней и теперь в изумлении взирала на учиненный ею беспорядок. От радости и желания поскорее увидеть ели она не заметила, как это все случилось.
— Надеюсь, такое больше не повторится, — сказала фройляйн Роттенмайер, указывая на пол. — Во время урока нужно тихо сидеть и внимательно слушать. Если ты сама не в состоянии сидеть спокойно, я буду привязывать тебя к стулу. Понятно тебе?
— Да, — отвечала Хайди. — Но я буду сидеть смирно.
Она вполне поняла, что во время урока надо сидеть и слушать.
Тут появились Себастиан с Тинетгой, чтобы навести порядок. Господин кандидат откланялся, — сегодня было уже не до занятий. Так что зевать в этот день девочкам не пришлось.
После обеда Клара обычно отдыхала, и Хайди была предоставлена сама себе. Фройляйн Роттенмайер еще утром сказала ей, что после обеда она может заняться чем-нибудь по собственному выбору.
Итак, после обеда Клару увезли отдыхать, фройляйн Роттенмайер ушла в свою комнату, и Хайди поняла, что теперь она сама себе хозяйка. Ее это очень устраивало, она давно уже кое-что задумала, но ей требовалась помощь. Поэтому она замерла у дверей столовой, терпеливо кого-то дожидаясь. Вскоре по лестнице поднялся Себастиан с большим подносом в руках. Он нес из кухни столовое серебро, чтобы положить его в буфет. Едва он ступил на последнюю ступеньку, как Хайди подбежала к нему и отчетливо произнесла:
— Вы или Себастиан!
Себастиан вытаращил глаза. Затем спросил не без иронии:
— Что это значит, барышня?