К семи вечера Алекс допил вино и начал бутылку бурбона, по-женски его потягивая. Взялся просматривать рекламные объявления. Через полчаса занимался все тем же. Вдруг ему показалось, что уже очень поздно. Он оделся более-менее подходящим для вечера образом (белая футболка, темные джинсы) и вышел из номера. Лифт куда-то подевался. Его не было ни слева, ни в углу, где он находился прежде. И справа тоже. Бледно светящиеся указатели упорно направляли к аварийным выходам, и, хотя он жил всего лишь на втором этаже, но в этом отеле у Алекса вызывала негодование одна мысль о лестнице. Все это ерунда. Проще простого. Но даже в самой легкой ситуации могут возникать непредвиденные сложности.

Наконец лифт нашелся — слева, за третьим поворотом коридора, откуда была хорошо видна табличка на номере Алекса. Светилась направленная вверх стрелка.

— Найдется место для еще одного? — жизнерадостно спросил Алекс — такой свой в доску американец, как ему казалось.

Он хлопнул в ладоши. В лифте ехала съемочная группа, документалисты: четверо мужчин в наушниках и с разной аппаратурой в руках и девица с пультом. Не говоря ни слова, они чуть потеснились.

— Едем вниз?

— Нет, — сказал человек с камерой. — Вверх.

Алекс посмотрел направо и увидел, что светится кнопка тридцать седьмого этажа. Он нажал самую нижнюю.

— Знаете, — сообщил он субъекту с «журавлем» — микрофоном на длинной ручке, — когда человека просят назвать любое число от одного до ста, он чаще всего говорит: «Тридцать семь».

Микрофонный журавль скользнул вбок и задел Алексово плечо. Киношник извинился. Алекс в тишине задумался, какая часть его тела пригодилась бы для документальных съемок. Насколько велика эта часть? Мимо проплыл двенадцатый… четырнадцатый этаж.

— Кто бы это мог быть?

— Прошу прощения? — переспросил киношник. Как и у всех, у него на футболке была надпись «Съемочная группа». Алекс присмотрелся повнимательнее и увидел ламинированный бейдж с фотографией юной знаменитости.

— Шайла, — кивнул Алекс. — Она очень хороша. Диву даешься, что она делает… — Алекс показал на свой животик. Подвигал им вправо-влево. — Почти невероятно.

Они поднялись на двадцать пятый этаж. «Если отсюда падать, — подумал Алекс, — то сто процентов, что одно мокрое место останется. Разобьемся в лепешку, а со всякими кольцами на пальцах и ожерельями ничего не случится, потому что наши вещи прочнее нас. Вещи живут дольше». Лифт вздрогнул, остановился, и двери открылись. Вошли мама с маленькой дочкой. Алекса совсем прижало к киношнику с «журавлем», который повис сверху, словно записывал слова Алекса. Теперь Алекс и сам почувствовал, что от него изрядно попахивает спиртным.

— Три самых… я где-то читал, правда… три самых распространенных слова… которые набирают на компьютере, когда… знаете, три самых употребительных слова — это Бог, — Алекс поднял вверх оттопыренный большой палец, — Шайла и… — Тут Алекс грязно выругался, и американская мамаша- пуританка всем своим видом изобразила негодование, помедлила пару секунд в повисшей тишине, издала возмущенный возглас и закрыла уши дочки своими большими розовыми ладонями.