выкрикивая одно слово: «Малик! Малик!», повел их навстречу Ричарду, окруженному плотным кольцом рыцарей. Рыцари невольно расступились, и спустя несколько мгновений король Ричард возник перед нашими взорами на стройном, сером с яблоками жеребце султана Юсуфа. Он развернулся лицом к холму, благодарно помахал над головой мечом и снова отошел за неколебимую стену своих пехотинцев.
— Довольно! — мрачным тоном сказал султан. — Если рабов заставить умирать, то пользы от этого не будет никакой.
Только что, когда мамлюки помчались выполнять его приказание, он, казалось, ожил и взбодрился. И вот вдруг снова силы покинули его, и взор потух.
Он повелел отходить к Рамле, оставив победу королю Ричарду в награду за его доблесть. Как раз в это время Рамлы достигли свежие войска, недавно набранные в Египте и Северной Сирии, и султан распустил по домам все части, особо «отличившиеся» под Яффой.
Еще через два дня султану донесли, что победа и королю Ричарду принесла мало пользы: он серьезно заболел и хочет мира, ибо его власть в Англии подвергается теперь еще большей опасности, чем сама жизнь. Об этом ему сообщил новый гонец, прибывший с Запада.
Аль-Адиль пришел в шатер султана и показал ему письмо. Король Ричард в том письме, отправленном аль-Адилю, просил его, как своего близкого друга, чтобы тот уговорил брата не настаивать на возвращении Аскалона.
— Аскалон — это шея между телом и головой, — с довольным видом сказал султан Юсуф. — То есть между Египтом и Сирией. К тому же если для малика Ричарда Аскалон не менее дорог, чем Иерусалим, то ему будет лишний повод вернуться… Я не отдам ему Аскалона.
Он послал королю Англии свиток с новыми условиями мира, а заодно — лучшие плоды из своих садов и снег со священной горы Гермон, чтобы король мог быстрее восстановить силы живительной водою.
И вот в третий день месяца сентября 1192-го года, а по нашему — в двадцать второй день месяца шаабана 588-го года хиджры, послы султана вернулись с договором, подписанным рукою короля Ричарда Плантагенета. И на следующее утро великий султан Салах ад-Дин Юсуф ибн Айюб поставил на свитке, рядом с именем английского короля, свое имя. Только здесь, на свитке, им и довелось встретиться.
По этому договору мир между мусульманами и христианами на землях Палестины должен был длиться не менее трех лет, трех месяцев и трех дней. Прибрежные земли от Акры до Яффы, оставались во власти христиан. Христианские паломники получали право безбоязненно приходить в Иерусалим, а жители Палестины, как мусульмане, так и христиане — без опаски пересекать границы владений султана и прибрежных земель, оставшихся за пределами дар аль-Ислама.
Вернувшись в Иерусалим, султан Юсуф отправил большой отряд мамлюков в Яффу с тем, чтобы они сопроводили в Иерусалим всех рыцарей, желающих совершить паломничество к святому месту, которое христиане называют Гробом Господним. По договору им полагалось прийти безоружными, и султан опасался за выдержку правоверных.
Многие знатные бароны пришли вознести свои молитвы у гробницы Иисуса Христа, но короля Ричарда среди них не было.
Султан понимал, что король не может позволить себе идти безоружным, да еще под охраной чужих воинов, в город, который он хотел взять силой, но так и не смог.
И все же я увидел в его глазах огорчение и даже обиду, когда он, стоя на балконе своего дворца, убедился воочию, что английского короля нет во главе процессии христианских паломников.
Вскоре во дворец пришел аль-Адиль и сказал, что епископы провели церковную службу в часовне, у гробницы пророка Исы, и что никаких неприятностей на улицах не случилось.
— Неверные совершили в Аль-Кудсе бесчисленные злодеяния, — не сдерживая злобы, проговорил старший сын султана аль-Афдаль. — А теперь как ни в чем не бывало снова разгуливают здесь под твоей защитой, отец. На твоем месте я бы распял их всех там же, где был распят их пророк.
Тогда султан Юсуф с грустью посмотрел на своего старшего сына и наследника и сказал:
— Теперь, когда наступил мир, позволь пророку Исе самому воздать за эти злодеяния…
Потом он отвернулся от сына и, немного помолчав, добавил:
— Может, и прав был прекрасный Юсуф, когда отказался стать царем Египта… хотя и мог им стать. Кто бы тогда вспомнил его добром?
И вдруг сзади, словно из глубокой пещеры, донесся глас:
— Юсуф, ты опасаешься, что только кафиры и вспомнят тебя добром?
В великом изумлении султан Юсуф повернулся назад и замер, весь похолодев.
Перед ним в одеждах аль-Афдаля стоял не кто иной как сам Ангел Смерти Асраил.
— Не плачь о завтрашнем дне, который еще не родился, — сказал Асраил, глядя султану прямо в глаза. — Что тебе теперь до того,
— Это правда, — прошептал султан.
Ангел Асраил повернулся и стал удаляться в бескрайний простор, разверзшийся на месте каменных стен дворца.
И великий султан Египта и Сирии Салах ад-Дин Юсуф ибн Айюб двинулся следом за ним.
В те мгновения я уже не мог сдержать слез. Тугой комок подступил к моему горлу. Он душил меня, не давал вздохнуть. Судорога сотрясла мое тело. Я очнулся и открыл глаза — и увидел над собой суровое лицо английского рыцаря Джона Фитц-Рауфа. Взгляд его напоминал взгляд Ангела Смерти.
Оказалось, не тугой комок рыданий застрял в моем горло, а это острие его меча уперлось мне в кадык.
— У тебя хорошее чутье, — мрачно проговорил рыцарь Джон, — раз ты начал оплакивать свою смерть уже во сне. Не бойся, поверни голову и ответь, что ты видишь.
Там, куда указывал англичанин, стоял оруженосец короля Ричард и держал в руках части моего арбалета. Каждая была хорошо видна, и это означало, что утро наступило давно.
Я начинал смутно понимать, что произошло
Я опять умудрился заснуть от собственного рассказа и впервые в жизни не уловил не только шороха травы за сотню шагов до места ночлега, но даже — оглушительного треска сена и громыхания предметов у самого уха. Подозрительному Блонделю удалось залезть в мой мешок и раскрыть мою тайну раньше срока. Но теперь это уже не имело никакого значения. Мне стало безразлично, что случится со мной в следующий миг.
— Я вижу то же, что — и вы оба, — был мой ответ.
— Зачем это тебе? — грозно, как на Страшном Суде, вопросил рыцарь Джон.
— Это оружие было мне необходимо, чтобы убить короля Ричарда, — без колебаний признался я.
— Живо повернись! — потребовал рыцарь Джон.
Я стал переворачиваться, и мне стало казаться, что сама кожа у меня на затылке и шее вздыбливается, как шерсть. Но истинного страха не было. Я даже был рад уйти поскорее вслед за великим султаном и догнать его посреди бескрайнего простора. Но вместо боли, пронзающей тело подобно молнии, меня поразил удар грома, и я провалился во тьму.
В следующий миг тьма обожгла мне лицо, и ослепительная вспышка вернула меня к жизни. Я очнулся и осознал, что неведомая сила поднимает меня из воды.
Не кто иной как рыцарь Джон мокнул меня в озерцо и усадил спиной к дереву. Руки мои были крепко связаны сзади, а лодыжки — не менее основательно стянуты полосой ткани, оторванной от моего плаща и свернутой жгутом.
— Кто ты? — спросил меня рыцарь Джон.
Блондель стоял поблизости и поглядывал на меня с настороженным любопытством. У его ног лежали два моих кинжала.
Наступил час истины, и я ответил как есть:
— Я был воспитан среди ассасинов, у Старца Горы. Но я никого не убивал по приказу Синана, ибо таков был договор между ним и султаном. Я исполнял поручения султана Юсуфа… Но не было ни одного,
