месяцев тщетно осаждали крестоносцы.

Это была, пожалуй, самая необыкновенная из всех когда-либо случавшихся осад, ибо сами осаждавшие по сути дела были осажденными с того часа, когда с востока к Акре подошло и расположилось неподалеку станом войско султана Юсуфа. Надо сказать, что франки успели соорудить мощные укрепления, таким образом создав вокруг Акры свою крепость, имевшую вид подковы. Осада Акры франками, а их собственного стана — воинами Ислама длилась почти два года! Все это время с моря к христианам прибывали новые подкрепления, а султан Юсуф в основном только дожидался подкреплений из Египта и от правителей, пообещавших прислать войска, и с трудом держал в узде мосульские части, которых Зенгид Имад ад-Дин все норовил увести домой. Сама крепость казалась султану неприступной, и он старался не тратить лишние силы.

Да, это была удивительная осада. Стычки между крестоносцами и воинами султана возникали редко. Рыцари в основном выезжали за пределы укреплений, чтобы размяться и показать свою доблесть. Часто о поединках противники договаривались заранее, и эти битвы очень напоминали праздничные турниры, которые так любят в Европе. В конце концов дело дошло до того, что враги от скуки стали приглашать друг друга в гости на свои праздники, и, если бы воины Ислама были столь же покорны винопитию, что и христиане, то дело и вовсе бы завершилось всеобщей попойкой.

В этой обстановке многие из вновь прибывших крестоносцев подолгу не могли разобраться, что происходит и кто с кем воюет. Я и сам был немало изумлен, когда вернулся к берегам Палестины на одном из генуэзских кораблей. Это было поздней осенью, когда у христиан уже начинался голод. В первый же день я заметил в нашем стане светловолосых детишек и франкских женщин. Оказалось, что и те, и другие без всяких трудностей пришли сюда из стана осаждавших. Дети — чтобы хоть немного подкормиться, а женщины — чтобы обменять на еду какие-то серебряные вещи. Позже я видел этих детей, весело игравших вместе с нашими. В самом шатре султана я увидел трех его малолетних сыновей. Он возился с ними, забыв обо всех делах и о том, что в полутора милях от его шатра христиане лезут приступом на стены Акры.

— Ты, удивляешься, Дауд? — с грустной улыбкой сказал он, бросив на меня острый взгляд. — У них голод. Скоро сдадутся.

Я осмелился выразить сомнение. Тогда султан сообщил мне, что эмиры уже готовы сговориться против него, что Изз ад-Дин Мосульский затеял у себя какую-то войну и под этим предлогом отозвал от Акры свои отряды.

— До весны нам не удастся одолеть их, — без особой досады сказал султан. — В моем войске десять тысяч сонных мух и сотня ядовитых скорпионов. Что я могу сделать?

Я не узнавал великого султана. Казалось, в те дни менее всех ему самому хочется воевать с кафирами и одним мощным усилием сбросить их в море, пока они не наделали новых недоступных нор. У меня тогда появилось подозрение, что он дожидается-таки того дня, когда на берегу появятся христианские короли — «самый умный», Филипп Французский, и «самый доблестный», Ричард Английский, а дожидается потому, что только их считает равными себе по власти и достоинству. Если мое подозрение было верным, то нет сомнения, что великий султан, глубоко разочаровавшийся в союзниках и в самом халифе Багдада, хотел окончательно проверить, на чьей стороне Всемогущий Создатель, и оставит ли Он в его, султана, руках священный город Иерусалим.

Зимой осаждавшие страдали, можно сказать, от всех казней египетских. Тысячи умерли от голода и болезней. Однако воинам Ислама так и не удалось одолеть врага, и в этом позоре тоже можно было разглядеть наказание Божье за то, что прочие правители земель Пророка отказались прийти на помощь султану Юсуфу.

Зима прошла, а в середине весны снова подул с запада, то есть с моря, холодный ветер, и франкские знамена весело затрепетали под стенами Акры. Прибыл король Филипп Август.

Ричард отстал от него на семь недель, но в пути ему пришлось бороться с бурями и врагами, и он всех одолел.

Помню, что посол английского короля появился перед шатром султана одновременно с нашим лазутчиком, сообщившим о появлении грозного Льва. В тот день султан словно ожил наконец после зимней спячки. Он принял посла немедля, и глаза его горели, как перед началом битвы при Хаттине.

Посол, перешедший в христианство магрибинец, сообщил, что английский король желает безотлагательно встретиться с «великим повелителем Египта и Сирии». Лицо султана посветлело, и было видно, что он очень доволен этим скорым предложением. Однако, зная о дурных помыслах своих эмиров, он опасался, что такая встреча сразу даст повод халифу и прочим недругам обвинить его в трусости и сговоре с неверными, что уже случалось не раз. Султан просил передать Ричарду Льву, что враждующим между собой монархам не престало встречаться, не заключив пред тем перемирия. Со своей стороны, он предложил Ричарду принять аль-Адиля.

Возможно, река событий потекла бы по иному руслу, если бы такая встреча состоялась. Однако внезапно на обоих христианских монархов — и на Ричарда, и на Филиппа — опередив воинов Ислама, напала жестокая лихорадка.

Осада Акры кафирами продолжалась своим чередом, а, тем временем, султан посылал гонцов в Мосул и Синджар с требованием прислать подкрепления. В это же время он приказал разрушить стены большинства принадлежавших ему крепостей, что располагались вдоль побережья, а именно — Яффы, Арсуфа, Кесарии, Сидона и Джебаила. Султан предвидел, что война может затянуться надолго и что у христиан, продолжавших прибывать из Европы, хватит сил вновь утвердиться в Палестине. Но больше всего меня в ту пору удивило и насторожило то, что султан, казалось бы так сильно уповавший на египетские и мосульские подкрепления, вдруг отправил своего племянника и, возможно, лучшего военачальника Таки ад-Дина на новое завоевание армянских земель. В один из вечеров, когда султан пребывал в достаточно благодушном настроении, я осмелился задать ему вопрос.

— Год, когда ты, Дауд, родился, был очень нелегким, — задумчиво ответил мне султан. — Великому атабеку Нур ад-Дину, мир да пребудет над ним, много клеветали на меня. Тогда я послал в Нубию своего покойного брата Тураншаха, да смилуется над ним Аллах, дабы он посмотрел эти земли и узнал, нельзя ли там укрепиться, если… если Аллах не будет благоволить нашему роду. А ведь наш курдский род происходит из армянских земель, и ты об этом знаешь, Дауд. Мало ли как все повернется теперь…

В большом смущении я покинул шатер повелителя правоверных.

Акра пала внезапно. Это произошло в июле 1192-го года по христианскому календарю. До того дня ее защитники отбивали все приступы — и вдруг сдались в одночасье. Мы знали о том, что они изнурены лишениями и голодом. Но ведь и христиане тоже немало потерпели во время осады, будучи сами осажденными. Казалось, вид короля Ричарда, грозного и неустрашимого великана, который слегка оправился от болезни и стал расхаживать прямо под стенами, зычно покрикивая на своих воинов и обзывая из трусами и лентяями, напугал мусульман и отнял у них последние силы.

Мы увидели, как над главной башней цитадели появилось знамя австрийского герцога Леопольда, первым вступившего в крепость. Спустя час оно вдруг пропало, а на его месте засверкало золотом и багрянцем другое. Вскоре мы узнали, что честолюбивый Ричард смахнул австрийский стяг и утвердил свой.

Султан Юсуф с растерянным, а вернее отрешенным видом наблюдал за этими чудесами, а, когда ему принесли послание от командующего войсками Акры и он узнал об унизительных условиях сдачи, то он порвал свиток, приказал сжечь его и немедленно отправил помощника катиба к Ричарду, чтобы тот начал переговоры об обмене пленников.

— Будем менять одних баранов на других, — гневно проворчал он себе под нос.

Переговоры начались неблагоприятно. Ричард Лев сразу показал свой норов, утверждая, что в его руках оказались более ценные пленники, чем те христиане, которых султан предлагает на обмен.

— Я тоже так думаю, — усмехнулся султан, узнав про блажь английского короля. — Поэтому и удивляюсь, что малик Ричард относится с таким пренебрежением к своим единоверцам.

Спустя пару дней из Акры стали приходить сведения, которые показались нам очень обнадеживающими. Как и предполагал султан, короли повздорили при дележе первой же добычи. Филипп Французский, менее крепкий здоровьем, продолжал недомогать. Похоже было, что сам воздух Святой Земли отнимает у него силы. Шпионы султана доложили, что он собирается в ближайшие недели покинуть Палестину, а Ричард настаивает на том, чтобы они с Филиппом дали друг другу клятву не оставлять Святой