истреблены пожарами. В подобных местах обгорелые деревья навалены в таком хаосе, что человеку, да, пожалуй, иногда и зверю, невозможно пробраться.
Травянистая флора описываемых лесов весьма разнообразна, но в конце мая многие травы еще не расцвели. Украшением лесных лужаек в это время служили: великолепный желтый касатик (Iris Bloudowi), голубой прострел (Pulsatilla vulgaris), мелкая голубая фиалка (Viola sylvestris var.rupestris) и незабудка (Myosotis sp.); на сырых местах – первоцвет (Primula sibirica), водосбор (Aquilegia sibirica), желтоголовник (Trollius asiaticus), анемон (Anemone sylvestris) и пионы (Paeonia anomala); последние только что начинали цвести.
В альпийской области гор цвели пока еще немногие виды: лютик (Ranunculus affinis), тюльпан (Tulipa uniflora), тот же, что и в пустыне Джунгарской, голубой прострел (Pulsatilla vulgaris), Callianthemum rutaefolium – часто рядом с нерастаявшими пластами зимнего снега.
Их фауна. Животная жизнь лесов северного склона Тянь-шаня не слишком разнообразна. Из крупных зверей здесь водятся в изобилии маралы (Gervus sp.), но нет косуль, столь обыкновенных в лесах центральной и западной частей того же хребта; говорят, что нет также и медведей. В альпийской области живут архары и дикие козлы, или тэки (Capra sp.); но ни тех, ни других видеть нам не удалось. Из птиц всего более попадались пеночки (Phyllopneuste viridana?), пискливый голос которых слышался в течение целого дня; затем обыкновенны были синицы (Parus piceae?), славки (Sylvia cinerea), красные вьюрки (Carpodacus erythrinus) и овсянки (Emberiza pithyornus); изредка слышался голос нашей кукушки (Cuculus canorus). В верхнем поясе лесов часто встречались: трехпалый дятел (Picoides tridactylus), огненнолобый вьюрок (Serinus ignifrons) и ореховка (Nucifraga caryocatactes); реже – дубонос (Mycerobas carnipes), дрозд деряба (Turdus viscivorus), поползень (Sitta uralensis) и горлица (Turtur auritus).
Перевал. Подъем на перевал через Тянь-шань с северной стороны тянется около 5 верст и сравнительно весьма удобен по своему природному характеру; только близ самого гребня хребта вырыты в крутом скате искусственные аппарели.[219] На высшей точке перевала, называемого Кошеты-дабан, при абсолютной высоте, по моему барометрическому определению, в 8700 футов,[220] выстроена небольшая кумирня и фанза для отдыха. Отсюда открывается отличный вид на Баркульскую равнину, но Хамийская пустыня заслонена горами. Во время нашего прохода (24 мая) снег еще лежал в верхнем поясе гор и отдельными пластами спускался футов на 600–700 ниже перевала как на северном, так и на южном его склонах. Леса снизу поднялись до самого перевала.
Южный склон. Южный склон описываемой части Тянь-шаня втрое длиннее северного; притом горы здесь еще более дики, более изборождены ущельями, гораздо беднее лесами и, в общем, бесплоднее. Всего от высшей точки перевала до выхода в Хамийскую пустыню 18 верст. Первые 6–7 верст спуск довольно пологий и местность луговая. Затем начинается ущелье, весьма узкое, с боков же обставленное громадными скалами сначала зеленоватого глинистого сланца, потом кремнистого глинистого сланца, а в нижней части крупнозернистого гранита. Для проложения здесь колесного пути требовалось много работы; нередко приходилось пробивать дорогу в боковых скалах. Впрочем, здешняя дорога весьма дурная и притом настолько узкая, что две встречные телеги только кой-где могут разъехаться. Наклон местности крутой; разница между высшею точкою перевала и выходом из гор составляет около 3300 футов.
Леса по горам, окрестным описываемому ущелью, несравненно беднее, чем на северном склоне Тянь- шаня. Лиственница спускается только на 1000–1500 футов ниже перевала; далее следует одна ель, да и то лишь до 7000 или до 6500 футов абсолютной высоты. Отсюда, вниз по берегу протекающей ущельем речки, появились опять желтоцветный шиповник, золотарник, лоза (Salix sp.) и новые кустарники: ломонос (Clematis crientalis, С. songarica var. integrifolia), Cotoneaster multiflora, Dodortia crientalis. Из трав в том же ущелье, в особенности ближе к его устью, найдены были цветущими многие виды, не встреченные нами на северном склоне Тянь-шаня, а именно: черенковый ревень (Rheum rhaponticum), бузульник (Ligularia macrophylla), медовая трава (Pedicularis comosa), альпийский мак (Papaver alpinum), касатик (Iris ensata), подмаренник (Galium verum), герань (Geranium collinum), Dracocephalum nutans, Parrya stenocarpa; на мокрых местах возле ключей: прикрыт (Aconitum Napellus), дягиль (Archangelica sp.), гулявник (Sisymbrium brassicaeformae), ятрышник (Orchis salina) и др. На устье ущелья, в наружной окраине гор, найдены свойственные уже пустыне: Convolvulus Gortschakowii, Gymnocarpos Przewalskii, Lagochilus diacanthophyllus, Marrubium lanatum, Arnebia guttata.
Зверей при спуске с Тянь-шаня мы не видали. Из птиц, кроме прежде названных, вновь были замечены: ягнятник (Gypaetus barbatus), каменная куропатка (Caccabis chukar), каменный дрозд (Petrocincla saxatilis), горная завирушка (Accentor montanellus), индейская пеночка (Phyllopneuste indica), водяная щеврица (Anthus aquaticus), горихвостка (Ruticilla phoenicura), стренатка (Emberiza cioides) и ласточка (Chelidon lagopoda).
В общем, хотя южный склон Тянь-шаня близ Хами бесплоден, но далеко не в такой степени, как тот же склон того же хребта в его центральной части, при спуске с Юлдуса в Карашарскую равнину.[221] Вероятно, здесь, близ Хами, и на южном склоне Тянь-шаня кой-где падают водяные осадки, задержать которые сполна, подобно Юлдусу, не может узкий северный склон описываемых гор.
Переход до Хами. Спустившись с Тянь-шаня, остановились ночевать возле китайской станции Нан-шань-кэу [Нань-шань-ку или Хашутэ-караул], лежащей при выходе из гор и состоящей из нескольких грязных лачужек. Сюда вновь явились посланные хамийского губернатора с приглашением спешить в Хами, для какой цели – нам не объясняли. Между тем, важно было хотя передневать близ упомянутой станции, чтобы сколько-нибудь обследовать окрестные горы. Но к нам так неотступно приставали с просьбою спешить, что я принужден был отказаться от дневки; только утром следующего дня мы успели сходить на кратковременную экскурсию;[222] затем, в сопровождении толпы солдат и китайского офицера, двинулись далее. Пройдя полпути, остановились ночевать, среди совершенно бесплодной равнины, которая покато спускается к югу от подножия Тянь-шаня; назавтра, наконец, добрались до Хами. От Зайсана пройдено было 1067 верст.
Глава четвертая
Оазис Хами и Хамийская пустыня
[27 мая/8 июня—12/24 июня 1879 г. ] Общие условия образования оазисов Центральной Азии. – Описание оазиса Хами. – Туземцы. – Стратегическое и торговое значение Хами. – Наше там пребывание. – Осмотр города. – О китайских войсках. – Их безобразное состояние. – Сборы в дальнейший путь. – Выступление. – Топографический рельеф Хамийской пустыни. – Ее ужасающая дикость. – Памятный ночной переход. – Станция Ку-фи. – Горы Бэй-сянь. – Кое-что о переходе через пустыню. – Река Булюнцзир. – Прибытие в оазис Сачжеу
Общие условия образования оазисов. Знаменитый с глубокой древности оазис Хами, или Комул, составляет крайний восточный пункт той группы оазисов, которые тянутся вдоль северной и южной подошвы Тянь-шаня. Такие же оазисы сопровождают западное подножие Памира и прерывчатою цепью являются вдоль Куэн-люня, Алтын-тага и Нань-шаня, словом, вдоль всей северной ограды Тибетского нагорья. Эти разбросанные уголки намечают собою в громадной центральноазиатской пустыне те места, где возможна оседлая, земледельческая жизнь, которая действительно и водворилась здесь с незапамятных времен.
Горные хребты, вдоль которых исключительно расположены оазисы Центральной Азии, обусловливают собою как их происхождение, так и дальнейшее существование. Со снеговых вершин этих хребтов бегут более или менее значительные речки, которые выносят к подошвам своих родных гор вымытую с них же плодородную землю и, осаждая здесь ее в течение веков, накопляют пригодную для культуры почву. Этим путем, а также орошением уже готовых подгорных лёссовых залежей образовались все оазисы, которые и ныне продолжают орошаться и оплодотворяться теми же горными речками. Последние обыкновенно разводятся жителями по полям на множество мелких канав, так называемых арыков, и не выходят за пределы оазиса; только более крупные реки выбегают дальше в пустыню. Но везде в оазисах, как и во всей Внутренней Азии, лишь щедрое орошение пробуждает на здешнем жгучем солнце богатую растительную жизнь. Сплошь и кряду можно видеть по одной стороне оросительного арыка прекрасное хлебное поле или