болото. Судя по тому, что вода периодически заливала сапоги, гать была скрыта ряской от посторонних глаз. Видно, местонахождение тайной переправы было первейшим секретом повстанцев. Местами наши проводники останавливались и командовали осторожно ступить несколько шагов вправо или влево или подождать, «когда хлюпнет». Через некоторое время действительно раздавался громкий всплеск. Должно быть, кто-то бросал в стоячую жижу деревянные мостки, делая скрытую под водой тропу проходимой.

Наконец переправа закончилась, и мы очутились на острове у стен военного лагеря. Насколько я мог видеть, он был сравнительно неплохо укреплен — деревянные стены возвышались на вершине большого холма ярдов на шесть, за высокими парапетами виднелись ружейные стволы часовых. Крепкие ворота, пожалуй, не выдержали бы артиллерийского залпа, но служили хорошей защитой от пуль. С башни над воротами группу захвата окликнули, и вновь имя лорда Габерлина сотворило чудо.

Генерал Жорж Кадуаль встречал нас прямо у ворот. Огромный, с массивными шарами мускулов, выпиравших из-под рукавов белой рубахи, он скорее напоминал античного героя, нежели генерала королевской армии.

Этому военачальнику и впрямь не доводилось обучаться в военной школе, командовать полками, маршировать на парадах и даже носить мундир. Вплоть до революции хозяин болотной цитадели был простым крестьянином. Якобинский террор заставил Кадуаля взяться за оружие. И тут выяснилось, что этот силач, ломающий подковы, как сдобные крендели, — прирожденный вожак лесной войны, храбрый, властный и неумолимый. Сверх того, он отличался такой трепетной верностью королевскому дому, что подавляющему большинству аристократов было бы уместно брать у него уроки.

Божественная сущность власти государя для Кадуаля была столь очевидна, что любая болтовня о свободе, равенстве и братстве звучала полным вздором и опасной ересью. Годы непрекращающейся войны стоили жизни большинству вождей мятежной Вандеи, но крестьянин, ставший волею короля генералом, продолжал воевать бесстрашно и ожесточенно. Услышав, что лорд, чью подпись он привык видеть на приказах, сопровождающих доставленные контрабандистами грузы, здесь, в его лагере, генерал выскочил, как был, не утруждаясь нацепить камзол с эполетами, спеша поклониться его милости.

— Вы дорогой гость в моем лагере, — стараясь приглушить мощь голоса, рявкнул Кадуаль, — но эти… — Он ткнул пальцем в нас. — Кто они?

— Офицеры. Во всяком случае, один уж точно офицер.

— Куда вы их везли?

Лорд Габерлин усмехнулся:

— До того, как я взял их в плен, они везли меня в Париж.

— О, — генерал нахмурился, — только прикажите, я собственными руками повешу их на ближайшем суку.

— О нет, я обещал им жизнь.

Тяжелый вздох гиганта всколыхнул листву на соседних дубах.

— Как пожелаете, мессир, но, — он замялся, — быть может, тогда вы отдадите их нам? Мне очень нужны чертовы офицеры.

— Зачем?

— Видите ли, монсеньор, я хочу насобирать их полную сотню, чтобы обменять на маркиза де Лантенака.

— Маркиз де Лантенак в плену? — встревожился королевский наместник.

— Увы, республиканские свиньи захватили его в замке Рош Госнэ, где он дожидался подхода отряда шевалье де Латура. Он не знал, что бедолага Латур две недели перед тем был схвачен и ко дню их встречи уже расстрелян.

— Что же вы намерены предпринять, генерал?

— Предложить этим сволочам обменять Лантенака на сотню их паршивых офицеров. А если эти скоты не согласятся, я утоплю пленников в здешних болотах. Сейчас у меня только семьдесят три пленника, а если окажется, что полицейский капитан, захваченный нами утром, для обмена не подойдет, то и вовсе семьдесят два.

Мы с Лисом переглянулись.

— Прошу извинить, генерал, вы захватили утром полицейского капитана?

— Молчать! — рявкнул Кадуаль.

Я заговорил с лордом Габерлином, переходя на английский:

— Милорд, мы же с вами понимаем, что полицейский чин, которого захватили эти господа, вероятно, наш старый знакомец и он столь же фальшивый офицер республики, как и лейтенант королевского военно-морского флота.

Джозеф Уилки кивнул и обратился к хозяину болотной крепости:

— Скажите, любезный, с этим полицейским был еще кто-нибудь?

— Мальчишка-племянник лет пятнадцати, может, чуть больше. Я послал его помогать на кухню.

— Неосторожно, — хмыкнул Лис.

— Что-что?!

— Я говорю, что неосторожно. А еще я говорю, что хорошо бы вам всем нынче поголодать, потому как одному богу известно, на что способен этот мальчик.

— Вы что же, его знаете?

— Не то слово! Я знал его и мальчиком, и девочкой, и даже доминиканцем, которые ни мальчики, ни девочки.

— Лис, что ты делаешь?

— Возвращаю долги.

Между тем Кадуаль повернулся к невысокому строению, над которым вился дым.

— Ну-ка, поваренка сюда!

— Месье генерал, — вмешался я. — позвольте сказать. Вам не удастся обменять сотню офицеров на маркиза де Лантенака.

— Да что ты знаешь?!

— Вам не удастся обменять его и на пять сотен офицеров.

— Это еще почему?!

— Не мне вам объяснять, что во Франции он маркиз, а в Бретани — принц. Одно имя его способно поднять людей в бой по всему герцогству. Республиканцы готовы положить без счета солдат и офицеров, но только не выпустить Лантенака. Но если вы, месье генерал, выслушаете меня, я помогу вам освободить его сиятельство.

Кадуаль вопросительно поглядел на лорда Габерлина, тот окинул меня заинтересованным взглядом и, очевидно припомнив недавние события на острове Сейнт-Энн, кивнул:

— Я бы рекомендовал выслушать этого офицера.

— Но он же республиканец!

— В первую очередь, мой дорогой генерал, он и его друг — чертовски ловкие пройдохи и… настоящие джентльмены.

Столица департамента город Ренн помнил еще кельтские племена, некогда жившие в лесистой Бретани. С тех пор вся история Франции пронеслась здесь, то опаляя городские стены, то погружая их в омут провинциального забвения. В начале века город сильно пострадал от пожара и был отстроен заново, однако местами старые башни некогда могучей крепости маячили посреди новых кварталов, как угрюмые старцы на молодежной пирушке.

В одной из таких башен и содержался маркиз де Лантенак. Он снискал военную славу при двух последних монархах и уже в преклонные годы встретил революционную бурю, выкинувшую его на английский берег, точно обломок кораблекрушения.

Пять лет назад он вернулся обратно во всеоружии, чтоб возглавить мятежную Вандею. И пока гордо стучало храброе сердце Лантенака — билось сердце мятежа. Сейчас, после стольких лет непрерывной борьбы, всякому было понятно, что вандейская эпопея подходит к концу. Окрепшие революционные войска уже не напоминали толпы вооруженного сброда, разбегающегося после двух-трех метких залпов. Один за другим погибали вожди повстанцев. Их отряды, будучи окружены и отказываясь купить жизнь позорной