вмешиваться в экономику. В реальности мэр Чикаго тратит миллионы долларов общественных фондов на создание инкубаторов для наукоемких производств. Даже в пределах одного города разрыв между теорией и практи кой огромен. В Вашингтоне Администрация по делам малого бизнеса в США ежегодно тратит 20 млрд долл. на займы и гарантии в поддержку частных компаний Соединенных Штатов. Расположенные в нескольких кварталах от здания Администрации финансовые организации Всемирный банк и МВФ продолжают навязывать бедным странам условия, не позволяющие учредить у себя аналогичные институты. Несколько лет назад штат Алабама потратил 253 млн долл. на субсидирование завода «Mercedes-Benz». Чиновники утверждают, что завод генерирует доход, который позволил окупить эти издержки за 5 лет, к тому же строительство одного автомобильного завода в штате повлекло строительство еще четырех[34]. Так же действовали бедные страны во время индустриализации, хотя там чаще использовались тарифы, а не прямое субсидирование. В обоих случаях издержки временно ложатся на плечи граждан, но зато в будущем они оказываются в выигрыше. Такая логика всегда жертвует краткосрочным выигрышем потребителей ради их же долгосрочного выигрыша, но уже в новой роли: они выигрывают как производители, от увеличения количества рабочих мест и роста зарплат. Журнал «Newsweek» похвалил штат Алабама за предпринимательскую инициативу, но неизменно критикует бедные страны, когда они пытаются действовать по той же схеме. Экономисты-традиционалисты, без сомнения, станут критиковать и Администрацию по делам малого бизнеса США, и промышленную политику Алабамы. Однако их никто не слушает в США, где абстрактной высокой теории позволяется формировать только политику бедного мира.

Получается, что реально благородная экономическая риторика годится только на экспорт, а для «внутреннего пользования» берутся совсем другие, прагматические, принципы. Джордж Буш проповедовал свободную торговлю ради всеобщего блага. В реальности Соединенные Штаты субсидируют и защищают множество своих отраслей, от сельского хозяйства до высоких технологий. Пол Кругман, оказавший влияние на торговую и промышленную политику за пределами США, жалуется, что «дома» никто не придерживается традиционной теории торговли Рикардо: «Взгляд на торговлю как на псевдовоенное соревнование традиционно распространен среди управленцев, ведущих предпринимателей и влиятельных интеллектуалов… Дело даже не в том, что экономическая наука перестала контролировать процесс; идеи из стандартного учебника по экономической теории вообще не принимаются в расчет…»[35]

Это важная тенденция. США разрываются между двумя традициями: активистской политикой Александра Гамильтона (1755–1804) и заветом Томаса Джефферсона (1743–1826), сказавшего, что «лучшее правительство то, которое меньше всего управляет». Гамильтон стоял за учреждение в 1791 году первого центрального банка США, в то время как Джефферсон с ним боролся и немало способствовал закрытию банка в 1811 году. С типично американским прагматизмом соперников помирили так: последователи Джефферсона стали отвечать за риторику, а последователи Гамильтона — за политику. Сегодняшние экономики-теоретики решают важную задачу по разработке риторики в духе Джефферсона и Рикардо, которая, как Пол Кругман сообщает нам, почти не влияет на национальную политику страны.

В этом Соединенные Штаты следуют примеру Англии. В 1820-е годы один из членов палаты представителей сказал, что теории Давида Рикардо, как и многие другие английские продукты, были, похоже, созданы исключительно «на экспорт». Поэтому американский афоризм 1820-х годов «Следуй не совету англичан, но их примеру» сегодня может прозвучать так: «Следуй не совету американцев, но их примеру».

Богатые страны склонны навязывать бед ным странам теории, которым они сами никогда не следовали и скорее всего никогда не последуют. Поэтому важно уметь смотреть сквозь высокую теорию, чтобы увидеть за ней реальную жизнь. К сожалению, существует только история экономической мысли — наука о том, что должно было произойти по словам теоретиков; истории экономической политики — науки о том, какая политика в реальности проводилась на практике, — нет. Торстейн Веблен различал эзотерические теории, т. е. абстрактные теории для нужд немногих посвященных, и экзотерические теории, т. е. практические теории для всех и каждого. Проблема в том, что эзотерические теории имели куда меньше влияния на реальность, чем убеждают нас историки экономической мысли. Однако несмотря на это, со времен Адама Смита эзотерические теории успешно используются для пропаганды. Хорошим примером тут может послужить господствующая сегодня между народная теория торговли, согласно которой чисто рыночная экономика сделает всех одинаково богатыми.

К выводу о том, что богатые страны, как правило, имеют куда больше торговых ограничений, чем требует их идеология, пришел и итальянский экономист XVIII века Антонио Дженовези (1712–1769): «Есть те, кто под свободой торговли понимают две вещи: абсолютную свободу фабрикантов на производство изделий, без каких-либо ограничений по размерам, весу, форме, цветам и т. д., и не менее абсолютную свободу купцов на распространение, экспорт и импорт всего, что им хочется, без ограничений, без акциз, без тарифов, без таможенных сборов. Но такой свободы не существует нигде на Земле, она встречается разве что на Луне; особенно же редко она встречается в странах, которые лучше остальных понимают торговлю»[36].

В истории человечества глобальная свободная торговля всегда была химерой; страны, которые придерживались ее хотя бы только в решающие моменты своего развития, стали самыми успешными экономиками мира. Объясняя этот феномен, стандартная экономическая наука утверждает, что богатство сильно зависит от открытости экономики. Это примерно то же самое, что, сравнивая доход студента и специалиста, который занят на рынке труда, прийти к заключению, что образование не окупается, потому что у студента доходы ниже. Все страны, которые сегодня богаты, обязательно проходили через период защиты национальной обрабатывающей промышленности. Функцию этого периода подчеркивает термин «воспитательные тарифы» (нем. Erziehungszoll, oppfostringstoll), существующий в германских языках. В английском языке раньше существовал термин «infant industry protection» (букв.: «защита младенческих отраслей промышленности»), так что из одного названия было понятно, что это необходимая мера. Сравнивать страны, которые прошли эту стадию, со странами, которые ее не проходили, бессмысленно.

Пропасть между теорией и реальностью становится еще более тревожной, когда одни и те же теоретики для разных целей пользуются разными теориями. Проблемы дальних стран решаются согласно эзотерическим (абстрактным) принципам. Но зато когда нужно решить проблему в непосредственной близости от дома — откуда ни возьмись появляется здравый смысл, прагматизм и опыт. Адам Смит, чья книга «Богатство народов» вышла во времена американской революции, утверждал, что Соединенные Штаты сделают большую ошибку, если попытаются защитить свою обрабатывающую промышленность. Одна из главных причин того, что в 1776 году Америка стала бороться за независимость, — это традиционный для колонизаторов запрет на учреждение обрабатывающей промышленности, который Англия ввела в американских колониях (за исключением производства мачт и дегтя, которые англичанам были нужны). Что характерно, в той же книге, хотя и в другой главе, Адам Смит заявлял, что только страна с собственной обрабатывающей промышленностью может выиграть войну. Александр Гамильтон, первый министр финансов США, прочел Адама Смита и для формирования промышленной и коммерческой политики США мудро выбрал именно проверенное практикой утверждение о том, что только страны с собственной промышленностью побеждают в войнах, а не голословное заявление о свободной торговле.

Следуя скорее примеру Англии, чем ее советам, Соединенные Штаты защищали свою обрабатывающую промышленность 150 лет. Теория, на которой основан весь сегодняшний экономический порядок, утверждает, что свободная торговля приведет к «выравниванию цен на производственные факторы»; иными словами, что цены на труд и капитал станут одинаковыми во всем мире. Однако немногие экономисты говорят своим детям, что, раз выравнивание цен на производственные факторы уже не за горами, то можно идти мыть посуду в ресторане, полагаясь на свое «сравнительное преимущество», вместо того чтобы стремиться стать врачом или юристом. Как частные граждане, экономисты прекрасно понимают, что выбор вида деятельности во многом определит жизнь их детей. Однако на международном уровне эти же экономисты придерживаются иного мнения, поскольку их инструментарий достиг такой степени абстрактности, что в нем практически не осталось инструментов для того, чтобы фиксировать