мачте. На втором громко заполоскались по ветру несколько полотнищ, и корабль заметно сбросил скорость.

Ушкуйники спешно ударили веслами по воде, резко отворачивая и расходясь в стороны. Когда шведские ответные стрелы долетели – они нашли на месте лодок только пенистые волны. Цель настигли всего десять-пятнадцать стрел, да и те не смогли причинить особого вреда. Сваленную в кучи рухлядь немного попортили, и все.

Потеряв часть парусов, «каравеллы» не остановились, но скорость заметно снизили. Под окрики офицеров шведская команда полезла на ванты, чинить такелаж. Ушкуи же, отойдя на веслах на безопасное расстояние, снова поймали ветер и помчались догонять пузатые кочи.

Остаток дня шведские парусники постепенно отставали, но упрямо продолжали погоню. Ушкуйники, поравнявшись с кораблями северян, с облегчением втянули весла – ветер гнал их даже быстрее, чем нужно. С кочей растекался соблазнительный запах жареного мяса. Там готовили ужин, не задумываясь о том, что на ушкуях никакой еды не имелось вообще. Хотя, конечно, о том, чтобы остановиться и поделиться провиантом, пока не могло быть и речи.

– Вернусь в Новгород – поросенка себе в харчевне закажу, – зачем-то высказался Тимофей. – И съем целиком в один присест.

– Одному поросенка не потянуть, – возразил Никита Купи Веник. – Никакого брюха не хватит.

– Да запросто! – вскинулся Тимофей. – Я уже едал, и ничего.

– Брехня! – отмахнулся Никита. – Спорю на бочонок меда хмельного, что за половину вечера тебе порося не одолеть.

– А чего на один? На два!

– Спорим?

– Спорим! Атаман, в поручители пойдешь?

– За половину бочонка пойду, – поежившись, ответил Егор.

– Тебе же не выпить половину, атаман!

– Спорим? – тут же предложил Никите Егор. – На два.

– Спорим!

Спор оказался заразным. Очень скоро чуть не половина ушкуя успела заключить пари на то, сможет ли Тимофей съесть, а Егор выпить все обещанное или нет. На голодный желудок большинству казалось, что смогут – но нашлось немало и хладнокровных прагматиков, не верящих в великие способности человеческого организма…

Ночь надолго погрузила ушкуйников в неведение. Из всего окружающего мира они могли увидеть только огоньки, указывающие, куда нужно править лодки, чтобы удержаться за кормой переваливавшихся по волнам кочей.

А утром вдруг оказалось, что вражеские парусники находятся всего в полутора верстах позади! В очередной раз удивив Егора, шведы, не прекращая гонки, за вечер и ночь то ли зашили, то ли заменили порченую оснастку и теперь опять неслись под всеми парусами, неуклонно догоняя беглецов.

– Нужно тормознуть их еще раз, – сказал атаман, когда дистанция сократилась до полуверсты и на палубе «каравелл» уже хорошо различались лица одетых в пластинчатую броню воинов, готовых к абордажу.

– Нечем, – пожал плечами Тимофей. – Режущие стрелы кончились. После последнего похода новых никто не заказал.

– Если не пострелять, так хоть припугнуть. Давай сигнал к нападению.

Ватажник, выполняя приказ, несколько раз отрывисто свистнул. Ушкуи, слегка разойдясь, свернули паруса, выпустили весла. Лучники подняли оружие, старательно целясь в первый из парусников. Угроза возымела нужный эффект: шведы переложили рули, поворачиваясь бортами и внезапно шарахнули слитным залпом, выплевывая в гребные лодки огромные каменные ядра, предназначенные для уничтожения могучих океанских исполинов.

В исполина скандинавские пушкари, наверное, и попали бы – но ушкуи оказались для них слишком мелкой целью. Десять ядер вспороли волны справа и слева, подняли фонтаны позади лодок – но ни в одну не попали. А вот взметнувшийся рой стрел, судя по вскрикам, кого-то из ватажников зацепил. И, похоже, даже не одного.

– Уходим! – рявкнул Егор. – Вправо!!!

Дважды уговаривать никого не пришлось. Весла аж выгнулись от приложенных к ним усилий, ушкуи сорвались, как пришпоренные, уходя в открытое море. Шведы попытались было пойти в погоню, но быстро поняли безнадежность этой затеи, легли на прежний курс вдоль изрезанного шхерами берега, окаймленного сплошной чередой островов.

Несколько поворотов и короткая погоня отняли у преследователей минут десять – что означало полноценные две версты дистанции, подаренные кочам. Наверстывать потерянное парусникам пришлось почти половину дня. Шведы свою ошибку поняли, и когда Егор попытался повторить маневр еще раз – не колыхнулись на курсе ни на один румб, отогнав ушкуи стрелами.

Поморов спасло море. Точнее – Датские проливы. Игнатий Трескач рисково повел мелко сидящие кочи меж островов почти под самым берегом, проскакивая чуть не в притирку к скрывающим рифы бурунам. Тяжелые трехмачтовые и многопалубные парусники такого себе позволить не могли и отвалили на глубину, к главному фарватеру.

На некоторое время вражьи паруса даже скрылись за горизонтом, и Егор, нагнав головной двухмачтовый коч, закричал:

– Игнатий! Может, пока нас не видят, затаиться?

– Тута не затаишься! – выглянул через борт северянин. – Место больно-то оживленное. И свеи ходят, и датчане-то, и нурманы. Ан хоть кто, да заметит. И стекольщики-то, в море не нагнав, тоже повернут-то, искать станут. К себе уходить-то надобно. На север им хода-то нет. Суденышки больно-то убогие.

– Тогда хоть пожрать чего киньте!!! – взмолился Никита Купи Веник. – А то у меня уже брюхо к спине прилипло!

Поморы, подсуетившись, передали ушкуйникам пару мешков вяленого мяса и бочонок селедки. Ничего другого гребцы есть не могли – готовить-то негде! После чего корабли разошлись на безопасное расстояние, и Игнатий вывел эскадру из-под прикрытия островов в открытое море. День клонился к закату, а налететь ночью на мель никому не хотелось.

Рассвет высветил далеко над горизонтом два паруса. Трескач тут же отвернул на юго-восток, спеша прижаться к берегу, раствориться на фоне заснеженных обледенелых скал, но глазастые шведы разбойников все же заметили, и погоня началась снова. Час за часом, поворот за поворотом океанские парусники упорно выигрывали у своих мелких северных собратьев версту за верстой. Правда, ближе к вечеру, вместо того чтобы висеть у ушкуйников на хвосте, шведы неожиданно отвернули мористее и разошлись, словно собирались перекрыть разбойникам возможность уйти от берега.

Тайна раскрылась утром, когда в рассветных лучах Егор увидел, что берега тянутся от кораблей и справа, и слева. Темные скалы возвышались над горизонтом пока еще далеко, в десятке верст – но стало ясно, что шведы, зная береговую черту намного лучше русских, ловко загнали их в ловушку, направив в какой-то норвежский залив.

Ушкуйники посерьезнели, проверяя оружие, и то оглядывались на парусники, то смотрели на кочи, понуро следующие в тупик.

Разумеется, стремительные лодки могли отвернуть и без труда уйти от преследователей против ветра – но отдавать врагу за здорово живешь с таким трудом добытое добро никто из ватаги не собирался. Уж лучше полечь всем до единого в последней славной драке. А там – будь что будет. Пути Господни неисповедимы. Может статься, шведы и дрогнут, отступятся. Их больше-то всего раза в два. К тому же они ведь даже не татары. Не противник, а так, недоразумение.

Игнатий стал постепенно отворачивать влево, прижимаясь к краю бухты. Северный берег вырос над горизонтом, и вскоре стало ясно, что это вовсе не мыс, а череда островов, местами стоящих совсем рядом друг с другом, местами – в полуверсте. Между собой многие соединялись обледенелыми отмелями, россыпями выпирающих наружу скал, а то и просто ледяными полями. Здесь, на северной стороне Скандинавского полуострова, природа еще не знала о близкой весне, и береговой припай выступал далеко в