еду и позже явится, чтобы прибрать. Во всяком случае так говорил себе Зик, блуждая по дозволенным хозяином этажам.

Наконец чутье вывело его к кухне; порывшись в буфете, мальчик стал обладателем нескольких шматков вяленого мяса, завернутых в вощеную бумагу, пары блестящих яблок и горстки сушеных вишен, оказавшихся на вкус послаще конфет. Откуда взялись свежие продукты, которые подавали им за ужином, оставалось неясным, однако он был рад своему улову и утащил все с собой, на случай если вечером или ночью захочется перекусить.

Зик не нашел того, что искал, но потребность что-нибудь этакое умыкнуть и припрятать была на время утолена. Он вернулся к себе в комнату и присел на краешек кровати, с вялой тревогой размышляя о дальнейших своих действиях. В желудке приятным теплым грузом лежала жареная курица. Вскоре сытость навалилась на него всем весом и опрокинула на матрас, все дальше увлекая в объятия неги. В конце концов она заманила мальчика под одеяло — и тот, желая лишь прикрыть глаза на минутку, не просыпался уже до самого утра.

На следующее утро Зик проснулся с намерением воплотить вчерашний план. Набив карманы припасенной снедью (за вычетом того, что пошло на завтрак), он выбрался в коридор и отыскал лифт. Решетка была задвинута, но легко поддалась. Зайдя в корзину, мальчик растерялся. С проволочного каркаса, заменявшего ей потолок, свисало целых четыре рукояти, и одна из них вполне могла включать сигнал тревоги.

Здесь должна быть лестница.

Обязана просто.

А еще здесь должны быть люди. Он как раз думал об этом, когда из-за угла дружно вылетели двое взбудораженных типов — замечательно долговязый китаец и замечательно низенький белый. Завидев Зика, они прервали разговор и с любопытством уставились на него.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — откликнулся кругленький белый тип. Он был одного роста с Зиком, зато в обхвате — шире в три-четыре раза. Его талию экватором огибал ремень, поверх разросшейся шевелюры красовалась фуражка военного образца. — Ты сынишка Блю?

— Я Зик, — уклончиво ответил он. — А вы кто?

Ему тоже отвечать не торопились.

— Куда это ты собрался? Наверху полно трухляков, малец. Если у тебя в черепушке есть хоть капелька мозгов, оставайся здесь. А то тебе несдобровать.

— Никуда я не собрался, просто гуляю. Доктор разрешил.

— Неужели?

— Ну да.

Высокий худой китаец наклонился, чтобы получше его рассмотреть, и резким хриплым голосом спросил:

— А где Яо-цзу? Не наша это работа — за детишками приглядывать.

— А что, это его работа?

— Наверное, ему нравится быть у доктора на подхвате, — проронил коротышка. — А может, и нет, не знаю. Но терпит как-то.

Кивнув, Зик взял услышанное на заметку — на случай, если это важно.

— Ладно. Я вот еще что хотел спросить. Как мне наверх попасть? Внизу я все уже осмотрел, скучно.

— Ты вообще меня слушал? Небось и шума тоже не слышишь? Там трухляки, мальчик. Я даже отсюда слышу.

Рослый азиат с узкими карими глазами поддержал его:

— На верхнем этаже опасно. Трухляки и Дохлые — скверная смесь.

— Ну серьезно, ребята, — заискивающе начал Зик, чувствуя, что они готовы махнуть на него рукой и убежать по своему срочному делу. — Трудно помочь, что ли? Я просто хочу осмотреть свой новый дом.

После краткого обмена жестами высокий удалился. Его низкорослый товарищ покачал головой:

— Нет, не выйдет. И не ходи наверх, коли сам себе не враг. Там сейчас неспокойно. В здание со всех сторон лезут трухляки, будто их нарочно кто подпускает. И это еще не все проблемы.

— А что еще-то?

— А то, что у папаши твоего не особо много друзей за стенами вокзала и временами местные поднимают бучу. Тебе в это влезать ни к чему. А мне ни к чему, чтобы на меня потом все свалили.

— Если вдруг меня наверху убьют, обещаю никому не рассказывать, что ты мне помог. Договорились?

Рассмеявшись, толстячок заложил большие пальцы за ремень:

— Уел, уел. Что ж, план толковый. Управляться с лифтом я тебя не научу — не мое это дело, да и не люблю я дергать за всякие там шнуры. Но если свернешь вон за тот угол и до конца пройдешь налево, то увидишь лестницу. Только если кто-нибудь спросит, то я тебе ничего не говорил. И если вдруг задержишься здесь, не забывай, кто оказал тебе услугу.

— Спасибо! — просиял Зик. — Не забуду, будь спок. Ты настоящий друг.

— А то! — хмыкнул коротышка.

Но Зик уже удалялся от него трусцой, переходящей в бег. Через несколько мгновений он отыскал лестницу и с новообретенной уверенностью понесся по ступенькам. Даже если на верхнем этаже и творится что-то неладное, там могут быть люди в респираторах. Не важно, какого типа, неважно, у кого придется красть. — Зик раздобудет маску даже ценою жизни.

Освещение на лестничной клетке отсутствовало, и никаких способов разогнать потемки ему на ум не приходило, но преодолеть нужно было всего один пролет, а не умолкавший наверху шум служил прекрасным ориентиром.

Судя по звукам, по вокзалу взад-вперед бегали здоровенные мужики. В общей какофонии выделялись крики. Спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу, Зик поднимался все выше, пока здание не сотряс взрыв. Мальчик беспомощно замахал руками, пытаясь ухватиться за перила или еще какую-нибудь опору, однако потерпел неудачу и упал на четвереньки.

Когда затихли последние отголоски, Зик поднялся на ноги, вытер пыль о штаны и на ощупь двинулся вдоль стены. Вскоре на уровне пола возникла полоска белого света — очевидно, щель под дверью. Не отыскав ничего похожего на ручку, Зик изо всех сил налег на панель. Тем временем суматоха снаружи разгоралась пуще прежнего, и у него стали появляться сомнения, так ли уж сильно ему туда надо.

К воплям и топоту добавился узнаваемый грохот выстрелов.

Зик прекратил мучить дверь и замер. Встревоженный пальбой, он готов был пойти на попятную. Похоже, там кипела настоящая война — ничего похожего на тишину и роскошь покоев, пустовавших этажом ниже. Не о том ли Лестер нашептывал Миннерихту на ухо?

Он ни разу еще не видел вблизи настоящего, голодного трухляка. И уж тем более — целой своры.

В иррациональном порыве любопытства Зик принялся искать ручку вновь.

Чуть выше, чем ей положено было находиться, его пальцы нашарили какую-то штуку вроде рычага. Он схватился за нее и дернул. Ничего не произошло. Навалившись всем весом, мальчик потянул с удвоенной силой, однако дверь не сдвинулась с места.

И тут ее вышибли с другой стороны.

От мощнейшего удара дверь распахнулась, припечатав Зика к стенке. Из груди выбило дыхание, и он рухнул на пол, сжимая голову, хотя прикрывать ее было уже поздно. Разинув рот, он надсадно глотал воздух, от которого несло Гнилью и пороховой вонью. В горле появилось ощущение чего-то клейкого, и его чуть не вырвало. Звук вышел сдавленный и слабый — на фоне тарарама, царившего за дверным проемом, его нельзя было услышать.