взморья, щедро усыпанный камнями и песком, остался позади, и ее взгляду предстали облепленные водорослями механизмы, которые некогда опускали трубы в океан и поднимали обратно.

И вот там-то, занесенное наполовину гравием, ракушками и плавником, виднелось округлое кирпичное жерло туннеля, пронзившего землю под городскими улицами.

Выбеленная океаном и дождем, изъеденная бурями и истерзанная волнами, кладка обветшала до крайности. Казалось, все могло обрушиться от единственного прикосновения, но, когда Брайар надавила на стену рукой, кирпич не поддался.

Пригнув голову на входе, она нырнула в туннель и с фонарем наготове двинулась вглубь. Керосина у Брайар было на много часов вперед, и остаться в темноте ей не грозило, если с потолка не будет лить, а светильник не окажется в луже. Однако в черном как уголь мраке, сковавшем чрево трубы, фитиль горел слабо и тускло. Круг света не расползался и до нескольких футов.

Брайар старательно напрягала слух, силясь уловить хоть что-то новое на фоне прибоя, нерешительно набегавшего и отступавшего, и нескончаемого треньканья дождевых капель, проскальзывающих сквозь дыры в потолке.

Так близко к городу она не подбиралась с рождения Зика.

Какова длина трубы? Самое большее полмили, хотя тому, кто согнулся в три погибели и карабкается невесть куда в потемках, дорога покажется гораздо длиннее и утомительнее. Брайар попыталась представить сына с фонарем и револьвером. Стал бы он доставать оружие? Или оставил бы в кобуре?

Да сумеет ли он вообще им воспользоваться, если до такого дойдет?

Она в этом сомневалась. Так что, по-видимому, револьвер предназначался для обмена. Умно, ничего не скажешь. Когда твой дед народный герой, его одежда, личные вещи и тому подобные мелочи обретают достаточную ценность, чтобы за них с тобой делились кое-какими сведениями.

Вскоре ей попался участок, заросший более или менее сухим мхом. Там она и уселась. Расчистив небольшое пространство, Брайар пристроила в ямке фонарь и убедилась, что он стоит прочно. Тогда она привалилась к стене, стараясь не замечать промозглой сырости, пробиравшей даже через пальто. И несмотря на все ее страхи, на злость и на холод, на беспокойство, острое до боли, Брайар забылась дремотой, полной тревожных сновидений.

И вдруг наступило пробуждение. Резкое и грубое.

Ее голова дернулась, и затылок встретился с кладкой.

Она была ошарашена и растеряна, поскольку не помнила, как уснула, и толчок, вырвавший ее из сна, стал неожиданностью вдвойне. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы вспомнить, где она и почему, и еще несколько — чтобы понять, что мир вокруг нее сотрясает дрожь. От стены отделился кусок кладки и рухнул рядом с ней, чудом не задев фонарь.

Брайар поскорее подхватила его на руки, от греха подальше.

В туннеле поднялось оглушительное эхо, всюду крошились кирпичи и трескались стены с таким шумом, будто кто-то затеял драку в глиняном кувшине.

— Нет, нет, нет, — простонала она и стала подниматься на ноги. — Только не сейчас. Не сейчас, господи, только не сейчас.

Землетрясения сиэтльцам были не в диковинку, но по-настоящему серьезные случались не так уж и часто. А здесь, в каменной кишке, оценить истинные размеры бедствия будет сложновато.

Спотыкаясь, Брайар выбежала из туннеля на берег. Ее поразило, как близко подобрался прилив к месту ее отдыха. Узнать время ей было негде, но проспала она никак не меньше двух-трех часов. Получается, сейчас уже перевалило за полночь.

— Зик? — позвала она на тот случай, если мальчик в трубе и не может найти дорогу. — Зик! — завопила она, стараясь перекричать грохот оживших дюн и сотрясавшихся прибрежных скал.

Единственным ответом был протяжный плеск волн, беспорядочно налетавших на берег и разбивавшихся о сушу. Туннель заходил ходуном. Брайар ни за что бы не поверила, что сооружение таких размеров может раскачиваться туда-сюда, как детская игрушка. И все же оно раскачивалось, пока не смяло само себя, а заодно и старинную машинерию, которая некогда его поддерживала.

А потом все в один миг сложилось и рухнуло как карточный домик.

Поднялся столб пыли, но вездесущая влага тут же его поглотила.

Брайар стояла как громом пораженная. Ноги сами собой приспосабливались к подземным толчкам, не давая ей упасть, а разум судорожно подыскивал тысячу и одну причину, чтобы не впадать в панику.

Слава богу, я под открытым небом, подумалось ей. В прошлом Брайар пережила одно или два мощных землетрясения, научивших ее бояться потолков, которые в любой момент могут обрушиться. А с губ ее меж тем срывался лихорадочный шепот: «Зика там не было. И он еще не вышел, а то бы увидел меня. Его не было в туннеле в ту минуту. Его не было в туннеле в ту минуту».

Это означало, что мальчик по-прежнему за стеной — мертвый или живой.

Если не верить, что он жив, то недолго и расплакаться, а от слез сейчас никакого толку. Нет, Зик все еще в городе. И теперь ему просто так не выбраться.

А значит, с ожиданием покончено.

Пора его спасать.

И раз под стеной больше не пройти, придется перевалить через нее.

Толчки еще не сошли на нет, но понемногу утихали, а ей некогда было ждать, пока песок окончательно уляжется. Брайар натянула шляпу по самые поля, подняла повыше фонарь и тронулась вдоль приливной полосы. А вокруг постукивали друг о друга камни, да трещали на Окраине фундаменты приземистых, безобразных зданий.

Стало быть, есть два пути — под стеной и через стену. Так сказал Ректор.

Первый теперь закрыт. Остается второй.

Вероятно, по стене можно вскарабкаться, но ей подобные трюки не по силам. Или, допустим, существует потайная лестница — приставная, а то и обычная. Хотя в таком случае Зик ее бы и выбрал, а не стал бы разгуливать под землей.

Существует лишь одно средство перебраться через стену: дирижабль.

Торговцы, приходившие на побережье с востока, предпочитали одолевать горную часть маршрута по воздуху. Да, это рискованно: воздушные течения славятся непредсказуемостью, а дыхание на больших высотах превращается в тяжкий труд, однако наземные перевозки уносили в горах много жизней и отнимали много времени, предполагая вдобавок наличие фургонов и вьючных животных, которых нужно было кормить и оберегать. Хоть воздушные корабли и не решали всех проблем, некоторых коммерсантов они привлекали заметно больше, чем прочие варианты. Правда, не в это время года.

Весь февраль на побережье лили холодные дожди. А в горах бушевали снежные бури и дули устрашающие ветры, для которых дирижабль был словно листик для кошачьих лап.

В феврале летали только контрабандисты. И как только Брайар подумала об одном, до нее дошло и другое: ни один порядочный торговец не рискнет повести дорогостоящий дирижабль за Сиэтлскую стену — туда, где властвует Гниль, разъедающая все и вся.

Однако теперь Брайар кое-что знала о ядовитом газе. Он тоже имел цену.

Химикам газ нужен для производства желтухи. Найти его можно только в огороженных районах. Воздушные корабли курсируют над стеной — и вдоль нее — постоянно, даже в самые ненастные месяцы. Так в голове Брайар встретились две очевидные мысли, за которыми последовало не менее очевидное заключение, а затем, в свою очередь, — четкий план действий.

За первым землетрясением последовало еще одно, послабее, но скоро все кончилось. Едва дрожь под ее ногами стихла, Брайар Уилкс бегом пустилась домой.

На улицах то и дело попадались завалы. Люди стояли на мостовых в ночных рубашках; кто-то плакал, кто-то орал на других. Кое-где уже резвилось пламя. В отдалении звонили колокола пожарных дружин. Кварталы один за другим пробуждались от сна и погружались в хаос.

Брайар никто не замечал и не узнавал. С фонарем в руке она преодолевала горку за горкой, огибала препятствия, тут и там преграждавшие дорогу. Толчки на берегу не показались ей такими уж страшными, хотя земля и теперь вела себя странно и беспорядочно подрагивала. Вот совсем другое дело…