мастерских и направлены в Особую Армию в танковые корпуса. Четыре завода по производству танков уже получили станки для резки погон, так что через пару месяцев, после утряски всех производственных мощностей из ворот выйдут Т-34–85 и ИСы. Т-55 пока на исследовании.
— Хорошо. Что с секретностью в связи с переселенцами?
Вздохнув, нарком стал докладывать самую больную для него тему.
— Значит, ты даешь максимум полгода, пока про «машину времени» не узнают наши «друзья»- союзнички?
— Возможность такая есть… — начал было Берия, как его остановил взмах руки Сталина.
— Нам достаточно трех месяцев, а дальше, что они думают и хотят, для нас уже не будет иметь никакого значения, — сказал он с легкой улыбкой.
«Наконец зашевелились!» — подумал сержант, заметив темные силуэты, проявившиеся на светлом фоне песчаного обрыва, когда они вышли на узкую тропинку, вившуюся между придорожных кустов.
Группу немецких диверсантов ждали уже сутки. По словам капитана Лукина, командира группы, немцы шли «тяжелые». То есть со взрывчаткой, а это значило, что стрелять было запрещено. Но Иволгина это не особо пугало. Недавно созданные группы захвата осназа натаскивали как раз на подобные случаи. Одна из таких уже шесть дней была приписана к их группе, что очень радовало. Сержант не знал, в чью светлую голову пришла мысль создать их и подчинить контрразведке, но был ему очень благодарен.
Вот со стороны послышались шум и звуки ударов. Затем крик:
— Норма!
Сержант вышел из укрытия и направился к пятерым диверсантам, одетым в форму командиров Красной Армии. Над ними стояли осназовцы и контролировали каждое движение пленников.
Посмотрев на хорошо освещаемого луной старшего из бойцов — лейтенанта Муть, Иволгин спросил:
— Чисто?
— Нет. У каждого ампула была, — слегка качнул головой лейтенант.
— Матерые… Ладно, давайте грузите их и едем на базу, — приказал сержант, бегло осматривая плотные мешки с грузом. В этой операции старшим назначили его, так как группа была вынужденно разделена на три части из-за большого количества арестов. Что и поспособствовало продвижению Иволгина по службе. Теперь он командир спецгруппы номер двадцать семь, чем очень гордился.
Дежурный, встретивший сержанта у входа в здание Управления, безразлично наблюдая, как бойцы вытаскивают из машин задержанных, сообщил:
— Мих, тебя капитан Лукин искал. Он в восемнадцатой с Жариковым.
— Ага, спасибо. Этих прими.
— Сам знаю. Что я — в первый раз?.. Кто на этот раз?
— Браденбуговцы, — ответил Иволгин и стал подниматься по лестнице на второй этаж.
— Опять они. Четвертая группа за сегодня, — покачал головой дежурный.
— Сержант? — услышал Майоров, прикорнув у столика дежурного на стуле с кривоватыми ножками.
— Я! — вскочил он, пытаясь понять, что происходит.
— Сказал бы я тебе, кто ты, — мрачно сыронизировал лейтенант Жданов, дежуривший вместе с сержантом в эту ночь.
Рядом с лейтенантом стоял незнакомый капитан-пехотинец, который с любопытством оглядывался. Сержант сразу же насторожился — не из советников ли он? Опознать их было несложно. Своими улыбками не к месту, постоянными шутками не всегда понятного смысла и какой-то беспричинной радостью в глазах они легко опознавались понимающими людьми. Но капитан был обычным, и сержант расслабился.
— Поступаешь со своим отделением в распоряжение капитана Волкова. Поедете к Медвежонкову на заставу.
— Есть! — молодцевато кинув руку к фуражке, ответил сержант и, спросив разрешения выводить людей, побежал в кубрик, где находились его бойцы.
Через пять минут две полуторки отъехали от здания комендатуры под взглядом курившего на крыльце лейтенанта Жданова.
Через полчаса они прибыли на заставу, где их уже ждал предупрежденный командир заставы лейтенант Медвежонков. Посмотрев на него, в который уже раз Михаил не сдержал улыбки, правда, стараясь, чтобы ее не заметил сам лейтенант.
В случае с этим командиром заставы фамилия почти полностью соответствовала внешнему облику. Казалось, невысокий коренастый лейтенант сейчас заревет по-медвежьи, но ревел он обычно только команды.
Наблюдая из кабины за переговорами обоих командиров, Майоров заметил, как капитан махнул ему рукой.
— Выводи своих, идем к границе.
Через десять минут наряд пограничников во главе с командиром заставы вместе с бойцами сержанта направились к тому месту, куда их вел капитан Волков.
— Все, товарищ капитан. Дальше Буг, — тихо сказал лейтенант.
— Хорошо, встаем тут, ждем, — ответил капитан и присев облокотился на ствол ближайшего дерева. Тихо рассадив своих, сержант обернулся к капитану и увидел при лунном свете, что тот уже опустил фуражку на глаза и гонял во рту из угла в угол сорванную травинку.
Опустившись на землю в тени куста, Михаил с интересом осмотрелся. Они находились в небольшой ложбинке, которую заняли почти полностью. Бойцы сидели молча, понимали, что такое тишина на посту, лишь изредка меняя позу, чтобы не отекали конечности.
Вдруг Михаил заметил, что капитан стал как-то с беспокойством смотреть на наручные часы, которые своим белым циферблатом хорошо были различимы на расстоянии трех метров. Наконец Волков негромко цыкнул зубом, привлекая к себе внимание. Показав пальцем на часы, он двумя ткнул себе в глаза и, указав на ухо, показал в сторону границы.
И действительно — через восемь секунд стал отчетливо слышен плеск воды у берега.
— Ждем? — одними губами спросил Медвежонков.
Получив согласный кивок капитана, лейтенант напружинился, его бойцы распределились по кустам, и ложбинка казалась теперь совершенно пустой.
Придерживая рукой ветку куста, Михаил внимательно смотрел, как по склону ругаясь скатился немецкий солдат.
— Стой! Хенде хох! — негромко приказал лейтенант.
— Нихт шиссен! — судорожно выкрикнул солдат.
Неплохо знавший язык вероятного противника, сержант удивленно услышал, как капитан на прекрасном немецком обратился к солдату:
— Добрый день, камрад Альфред Лисков.
— Значит, уже и Лисков перебежал. А остальные? — спросил Иосиф Виссарионович с задумчивым видом.
— Еще трое. Все говорят одно и то же время. То, которое мы прекрасно знаем, — ответил Берия.
