На этот раз он повернулся ко мне, его глаза застилала пелена слез.
— Что сделано, то сделано. Теперь только я могу все исправить и вернуть ее к жизни.
Я даже не знал, жалеть его или бояться. Я понимал, что его разум затуманен частым применением опиума. Но что бы ни толкало его на подобные поступки, я больше не сомневался, что Броди был прав, когда называл его безумным, дурным и опасным человеком.
— Вы думаете, что вернете ее к жизни, вставив в нее это устройство? Я соболезную вашей утрате, Оккам, но у вас ничего не получится. Ни сейчас, ни когда бы то ни было.
— По-вашему, я должен выслушивать советы врача, коллеги того человека, который был повинен в ее смерти?
— Есть плохие врачи, я этого не отрицаю, но нельзя обвинять в смерти вашей матери всех представителей этой профессии. — Я говорил искренне, поскольку сам недавно пострадал от нападения разъяренного мужа моей пациентки, который считал меня виновным в неизбежной смерти его жены.
Оккам лишь презрительно усмехнулся.
— Не волнуйтесь, Филиппс, я не собираюсь этого делать. Мне было достаточно того, что я перерезал глотку тому убийце-шарлатану. Как и моя мать, он умер, истекая кровью, только ему уже никогда не воскреснуть.
Он не слушал меня.
— Боюсь, что и ей этого не удастся. Как давно… она умерла?
— Почти шесть лет назад. Все это время она ждала воскрешения.
— Как вам удалось принести ее сюда? Ведь наверняка были похороны.
— На кладбище похоронили труп овцы. Я заплатил гробовщикам за эту подмену. — Он погладил стекло, и я, грешным делом, ожидал, что труп внутри ящика протянет ему руку. — Аптекарь дал мне бальзамирующую жидкость. С тех пор она со мной.
С меня было довольно.
— Я не могу в этом участвовать, — выпалил я. — Вы должны похоронить ее надлежащим образом. Забудьте эту глупую цель и живите своей жизнью.
Но, похоже, у него просто не было своей жизни.
— То же самое сказал мне и Броди. Но вы другой, я это вижу.
— Броди известно об этом?
— Конечно. Он слишком боится за свое положение. Раньше он иногда давал мне советы по анатомии, но у него не хватило бы духу на такое.
— А Брюнель?
— Его вкладом было устройство. Он работает с металлом, а не с плотью.
Я слышал, как он говорил что-то подобное.
— А он знает об этом?
— Брюнель потерял интерес к этому делу. У него слишком много работы, которая требует его участия.
— Довольно, Оккам. Мне хватит того, что я услышал. — С этими словами я развернулся и направился к двери.
— Но вы теперь не можете уйти. Мы должны сделать это вместе. Неужели вас не интересует огромный потенциал, которым обладает это устройство? Скажите, разве эта идея не потрясла вас?
— Нет, Оккам. Я знаю только, что мы оба находимся сейчас на этой чертовой мельнице и я собираюсь положить всему этому конец.
Я толкнул дверь, но дорогу мне преградил мужчина, в котором узнал одного из своих недавних посетителей. Его пистолет целился мне прямо в голову.
— Прошу вас, задержитесь, доктор.
— Что за черт? — воскликнул Оккам, потянувшись за пистолетом, который я в спешке оставил на столе.
— Не трогайте его, — приказал мужчина, убедившись, что я снова оказался внутри помещения, и направил оружие теперь уже на Оккама.
— Как вы нас нашли? — спросил я.
— Я некоторое время следил за вами. Мы знали, что рано или поздно вы окажетесь вместе, а когда это случится, мы наверняка найдем то, что нам нужно.
Я ожидал, что теперь появится его сообщник.
— Где твой босс?
— Я и один справлюсь с вами двумя. Ему незачем было приходить сюда. — Он ногой закрыл дверь и вошел в комнату.
— Где оно?
— Что?
— Только не нужно опять играть с нами, доктор. В прошлый раз вам просто повезло, но теперь все в моих руках и я вас не пощажу.
Я оглянулся и посмотрел на Оккама.
— Лучше отдать ему то, за чем он пришел. Он явно не шутит.
Было видно, что этому человеку не терпелось добиться успеха в одиночку. Наверняка его босса возмутила бы такая независимость. Но, к счастью или нет, его здесь не было.
Он поднял пистолет.
— Я не стану спрашивать дважды.
Оккам указал рукой наверх.
— Оно наверху, в шкафу. Я схожу и возьму его.
— Не так быстро, — ответил мужчина. — Неужели вы думаете, что я позволю вам пойти наверх одному и спокойненько взять пистолет? Или оставлю второго внизу без присмотра, чтобы он проделал нечто подобное?
— Этот человек знает свою работу, — невозмутимым тоном заметил Оккам.
Наш посетитель достал из кармана смотанную веревку и бросил ее Оккаму.
— Привяжите его к стулу, — приказал он.
Оккам снял пальто со спинки стула, а когда я сел, принялся связывать мне руки за спиной.
— Что вы здесь, черт возьми, делаете? — удивился мужчина. Казалось, он только сейчас заметил, что находилось в комнате, и судорога ужаса исказила его лицо.
— Ах, мой друг, долгая история, — ответил я.
Но мужчина, похоже, не был настроен слушать мой рассказ.
— Хорошенько привяжите его. Дайте-ка я проверю. — Он потянул веревку в том месте, где мои локти были привязаны к спинке стула, затем подергал узел на запястьях. Удостоверившись, что все в порядке, он жестом велел Оккаму подняться наверх.
Как только он отвернулся, я вытащил лезвие, спрятанное Оккамом у меня в рукаве, едва не поранив себе при этом запястье, и начал перерезать веревку. Тем временем Оккам стал подниматься по лестнице, а мужчина следовал за ним на безопасном расстоянии.
Я ожидал, что они оба поднимутся наверх и лишь тогда Оккам сделает свой ход, поэтому удивился не меньше нашего непрошеного гостя, когда сверху из темноты что-то вылетело и тяжело ударилось о ступеньки у него за спиной. Подвешенный на веревке старый мешок с мукой упал, когда Оккам ослабил петлю, положив руку на перила лестницы. Мужчина на минуту отвлекся, и этого было достаточно, чтобы Оккам успел развернуться и выбить у него пистолет. Затем он бросился на противника, и оба покатились по полу, отвешивая друг другу удары и пытаясь дотянуться до лежавшего неподалеку пистолета.
Мне наконец-то удалось прижать лезвие бритвы к веревке — перерезать ее, сжимая бритву только большим и указательным пальцами правой руки, оказалось непросто. Дерущиеся уже поднялись, Оккам ногой отшвырнул пистолет в сторону в тот момент, когда незнакомец уже потянулся за ним. Тот в свою очередь бросился на виконта и с силой ударил его о стену, при этом Оккам задел спиной рычаг, приводивший в движение механизм мельницы. Оккам еще не успел прийти в себя, а мельница уже начала медленно оживать. Сначала наверху послышался свистящий звук — это крылья мельницы стали вращаться на ветру. Шестеренки закрутились, и мельничное колесо пришло в движение. Мельница оживала неохотно,