ценнейшие произведения графического искусства хранились в подвалах замка Карнцов под Берлином. В мае 1945 г. замок заняла Советская армия, и отдельные рисунки из его коллекции в прошлые десятилетия неоднократно появлялись на Западе. В свое время в Бремене объявился 72-летний Виктор Балдин. Бывший русский капитан и любитель изобразительного искусства взял на сохранение 364 листа — наряду с рисунками Дюрера там были произведения Рубенса, Рембрандта, Тициана, Рафаэля, Веронезе, Домье, Гойи, Мериана, Ван Гога, Мурильо, Ренуара. Он сложил все в чемодан, отвез в Москву и подарил коллекцию Музею архитектуры. Он просил всех генеральных секретарей ЦК КПСС вернуть находку Бремену, но только Горбачев откликнулся на его призыв.
Бременцы могут радоваться возвращению не только своих художественных ценностей, но и значительной части своего государственного архива. (В Бонне Горбачев и Коль договорились обменять три ганзейских архива на городской архив Ревеля — Таллина, хранящийся до сих пор в ФРГ.)
А как быть с официально конфискованными ценностями?
Не нарушают ли державы-победительницы Гаагскую конвенцию 1954 г. о защите культурного достояния при вооруженных конфликтах, когда они утаивают информацию от законных владельцев своих военных трофеев и затрудняют поиски? Многие репарационные документы, хранящиеся в Вашингтонском национальном архиве, до сих пор остаются секретными, некоторые находятся в распоряжении ЦРУ. Составленные немцами и похищенные инвентарные описи пока не обнаружены. В свое время американский правовед Сол Чанелс навлек на себя всеобщее недовольство, когда назвал это обстоятельство подозрительным. Правда, еще большее недовольство вызвало его утверждение о том, что высокопоставленные американские офицеры и агенты секретных служб только на шахте «Меркерс» похитили сотни миллионов долларов наличными и множество произведений искусства. Ходят слухи, что после войны один американский генерал прихватил с собой в Штаты персидские ковры стоимостью свыше 1 млн долларов. Странно, но в документах военного командования не хватает как раз страницы, где перечислялись ковры из берлинских музеев.
Действительно ли в легендарном Форт-Ноксе хранится не только американское золото? Это подозрение не покидает некоторых искателей сокровищ, особенно после того, как в свое время президент Джимми Картер извлек оттуда святыню венгерского народа — корону Стефана, чтобы передать ее венгерскому правительству…
Сформулировать претензии ФРГ как правопреемницы германского рейха, требования «старых» и «новых» земель ФРГ, церквей, музеев, владельцев коллекций и отдельных граждан ФРГ можно будет лишь тогда, когда удастся взять на учет все военные потери. Сейчас, когда музеи в Берлине снова объединились, обменялись информацией, когда стали доступны многие документы, можно было бы вернуться к предложению, которое полвека назад высказал канцлер ФРГ Аденауэр: создать центральный орган и через него учесть все культурные ценности, пропавшие с мест постоянного хранения как во время войны, так и в первые годы после нее.
Поиски сокровищ и исторических реликвий по-настоящему только начинаются…
Сокровища Шлимана
Легендарная Троя, воспетая великим греческим поэтом Гомером, еще в XIX в. считавшаяся вымыслом и плодом фантазии древних, своим открытием обязана человеку, появившемуся на свет почти через три тысячелетия после ее гибели. Удачливый коммерсант, негоциант и миллионер, полиглот, археолог-самоучка и мечтатель, одержимый идеей отыскать Трою Гомера, — все это немец Генрих Шлиман. Его жизненный путь был богат приключениями, описание которых обычно занимает целую книгу.
Генриха, родившегося б января 1822 г. в семье пастора в мекленбургской деревеньке Анкерсхаген, с детства захватывали сказки о великанах и гномах, сказания о Зигфриде, страшные истории о его земляке Геннинге Браденкирле…
Впервые о гомеровской Трое Шлиман, по его собственным словам, услышал от отца, неоднократно пересказывавшего сыну историю сражений троянцев с ахейцами, разрушившими этот древний город, который бесследно исчез с лица земли. Мальчику сказание запало в душу на всю жизнь.
Будучи уже шестидесятилетним, Шлиман написал автобиографию своей путаной, но чрезвычайно интересной жизни. Тогда он уже и сам был убежден, но считал нужным доказать другим, что великое дело, совершенное им, было задумано еще в детстве, а вся его жизнь — планомерное и настойчивое стремление к заранее намеченной цели.
Возможно, кто-то и воспримет это скептически, но судьбу этого человека, пожалуй, определила именно «троянская звезда». Дух Трои витал в окрестностях пасторского дома еще до рождения Генриха: в расположенном неподалеку анкерсхагенском замке когда-то жил Иоганн-Генрих Фосс, немецкий переводчик Гомера… Проучившись в Ней-Стрелицкой гимназии всего два месяца — отец разорился и не мог больше платить за обучение, — в 1833 году Генрих оказался в реальном училище, по окончании которого стал работать служащим у лавочника в Фюрстенберге. Тогда-то он и повстречался с подручным мельника Германом Нидерхеффером, неудачником, деревенским шутом и забиякой, некогда учившимся в гимназии. Впервые Шлиман увидел его, когда Герман, будучи во власти «зеленого змия», декламировал «Одиссею» по-древнегречески.
Юноша Генрих был так поражен, что оплачивал водку за Нидерхеффера, отдавая последние гроши, а тот, воодушевленный, пропустив стаканчик, все читал и читал…
Вообще, иные эпизоды жизни Шлимана неожиданно перекликались с гомеровской «Одиссеей». Служа юнгой на бриге «Доротея», он чуть не утонул во время кораблекрушения — тогда его у берегов Голландии подобрали рыбаки. Так парень оказался в Амстердаме, решив при этом не возвращаться в Германию, жизнь в которой ничего интересного ему не сулила.
Шлимана постоянно терзала патологическая жажда знаний — он твердо решил добиться чего-нибудь в этой жизни. Устроившись рассыльным, он занялся изучением языков и, чтобы выучить английский, купил у букиниста знаменитый в то время роман Голдсмита «Векфильдский священник». Он просто-напросто вызубрил его наизусть, а затем принялся за «Айвенго» Вальтера Скотта… Доводя себя до бессонницы, он даже ночью повторял английские слова. Потом Шлиман взялся за французский и, хотя тот был ему более чужд, чем английский, через шесть месяцев уже говорил и писал на языке Мольера. Шлиман настолько натренировал свою память, что изучение голландского отняло у него только шесть недель. По полтора месяца ушло на испанский, португальский и итальянский. Он считал, что все это просто необходимо для делового человека, и верил, что его час еще не пробил. Одолев, в конце концов, и русский, он стал торговым агентом московских купцов братьев Милютиных.
Одновременно с изучением русского Шлиман обстоятельно познакомился со всеми премудростями торговли. В 1846 г. ему было предложено поехать в Санкт-Петербург в качестве торгового представителя голландской фирмы Шредер и К°, а позже он стал купцом первой гильдии.
Живя в России, Шлиман отдался коммерции, но надо отметить, что своим самообразованием занимался постоянно: творчество Пушкина и Лермонтова он знал чуть ли не полностью наизусть. В годы Крымской войны Шлиман в несколько раз увеличил свое состояние, став настоящим миллионером. Он сломя голову бросался в самые рискованные дела, спекулировал, чем только можно: каменным углем, чаем, лесом, занимался контрабандой селитры…
Когда в 1850 г. в Америке умер его младший брат, Шлиман незамедлительно отправился туда, чтобы
