—
Надо спешить, — сказал Гоша. — А то восстановят связь, узнают, кто есть кто... Придется сынка мочить. А не хотелось бы.
—
Ибрагим свое дело знает, — уверил его Русый-старший.
—
Ты, Костюха, мне такие же слова и про Серегу с Андреем говорил, — перебил его Гоша. — Мол, комар носа не подточит.
—
Нажрались, сукины дети, — проворчал Костя, — расслабились. Думали, оттуда убежать невозможно. Есть еще вариант. Запасной. Мы с Лехой, — он опять потормошил засыпающего братца, — его хотели предложить. Там у этого сынка баба в Баку. Мы видели ее на приеме, хороша, сука, хотя уже за сорок. Артистка тамошняя. Так этот Алекпер, ну этот, сынок президентский, от нее без ума. Совсем крыша поехала. Серега рассказывал: здоровый мужик, а слезы по ней лил и стихи тайком писал. На русском языке, представляешь? Утопиться из-за нее хотел.
—
Нехорошо, — сурово сказал Гоша. — Ну взяли в заложники и взяли, а зачем измываться теперь?
—
Так мы подумали, может, ее взять? Отпустить этого малахольного к папе, а ее взять и предупредить: мол, слово скажешь...
—
А зачем он нам? — скривился Леха, продрав глаза. — Мочить — и все дела!
Гоша налил себе коньяка и выпил, уже никого не приглашая.
—
Просто-то как, — сказал он. — Замочить президентского сынка! А последствия за тебя дядя будет считать? Если уж знают, кто похитил, будут знать и кто замочил. И что папаша сделает, представляешь? России — полный поворот кругом. А мы о ней должны думать, о матушке. И о себе немного. К тому же он — председатель международного консорциума! Кого на его место поставят, не догадываешься? Другого сынка. Или племянника. Их там до черта. И наверняка заклятого врага России. Нужно нам это на переживаемом этапе? Я тебя спрашиваю?
Леха что-то пробубнил в ответ. Вроде согласился, но как-то без энтузиазма.
—
Мне нужно, чтобы свою паршивую нефть они через мои трубы погнали, — склонился через стол к братьям Гоша. — Вот Олежка ноет, будто я приписал ему какие-то тонны, извелся весь, будто я его уже по миру пустил, а того не понимает, что я решаю стратегическую задачу. Как обустроить Россию, ставшую мне вместо матери, когда я вышел на свободу. Так вот этому щелкунчику, что из Акапулько сбежал, надо дать понять: бабу его в порошок сотрем, если соглашения не подпишет, или армяшкам танки дадим, как того они просят. Мы ведь общими усилиями их придержали, когда они на Баку поперли, а сейчас никого держать не будем. Поэтому мне ваш вариант с этой актрисочкой нравится. Всецело одобряю и поддерживаю. И более того — готов раскошелиться. Но! — Он поднял вверх указательный палец. — Нравится ваш вариант, но как запасной.
—
Неужели снова сможешь затеять войну в Карабахе? — с сомнением спросил Костя Русый.
—
Да хоть сейчас! У меня в Сибири целый завод танковый, девать их некуда, все окрестные леса забиты. Армяшки, чечены, абхазы да грузины так и вьются вокруг. А люди там пятый месяц без зарплаты сидят. Я им говорю: спокойно, квоту вам всегда выбью, если по моей команде забастовку начнете. Продам пару сотен Карабаху, полсотни в кредит абхазам... И куда они после этого нефть погонят?
—
Силен! — восхитился Костя. — Прямо выдающийся государственный деятель и видный военачальник. Откуда что берется.
—
Но я крови не хочу. — Гоша прижал руки к груди. — Пусть наши мальчики больше не гибнут за чуждые им интересы. Так вот мне ваш вариант, говорил уже, нравится. Сказали бы раньше, как он сопли распускает по этой бабе, давно бы дело сделали... А где, кстати, Серега? Почему его не вижу? Хочу полюбоваться на его загар мексиканский. Что он прячется от меня? Скажи ему, Костя, пусть придет ко мне, не трону. Только в глаза его бесстыжие посмотрю. И на загар. Может, сам на все плюну и в Акапулько махну... Я чего не так сказал?
Братья переглянулись, показали ему глазами на Томилина.
—
Забыл, что ли? — негромко спросил Костя.
Томилин похолодел. Он здесь уже посторонний. Как, наверное, посторонним стал и Серега, прежде сиживавший с ними за этим столом, как и погибший на мексиканском пляже Андрей.
—
А, ну да, да, — мучительно поморщился Гоша. — Ну хоть венок, я ведь специально заказывал, ему на могилку положили? Не забыли?
—
Положили, — кивнул Костя. — И на памятник деньги собрали, все честь по чести.
—
Представляешь, а убийцу до сих пор не нашли, — повернулся к Томилину Гоша. — Все ищут. Как думаешь, найдут?
14
—
Перерезают глотку глубоко, вместе с трахеей, так что человек захлебывается кровью и не может даже ничего выкрикнуть... — сказал я Солонину. — Типично бандитское убийство, некий ритуал, схожий с жертвоприношением. Похоже на месть.
—
Косят под чеченцев? — спросил Солонин.
Мы снова сидели у нас в номере, уже брезжило за окном утро, пили кофе.
—
Хоть бы ванну принять, — вздохнул Солонин. — Так опять горячей воды нет.
—
Зато Новрузу больше не на что жаловаться, — сказал я. — Жаль парня. Это была наша единственная связь, если помнишь... А что наш общий друг Джамиль ибн Фатали?
—
Даже не проснулся. Как и его охрана. Но уважаемого ибн Фатали хотя бы утомила женщина, с которой он спал.
—
Ты разглядел ее? — спросил я.
—
Только после того, как поменял батарейки в его гвоздике.
—
И кто же она? — спросил я, чувствуя беспардонность своего вопроса. Неужели Делара? Это было бы величайшим разочарованием в моей жизни — такая женщина...
Витя ответил не сразу. Выдержка — стопроцентная, притом что та женщина ему явно нравилась.
—
Все-таки было темно, — ответил он. — Свет я не зажигал. Но это не та, о ком ты подумал. Не наша общая знакомая. Какая-то дамочка из гостиницы. Такие тут не переводятся.
—
Так что будем делать? — спросил я.
—
Что будем делать? — зевнул Солонин. — Пожалуй, надо поспать.
—
Ничего другого не остается, — согласился я. — Но следует хотя бы дослушать, о чем они говорили в машине.
Витя с сомнением посмотрел на меня.
—
Передатчик там маломощный. Иначе его не удалось бы спрятать среди лепестков, — сказал он. — Если вы заметили, с удалением машины звук ослабевал. Послушать, конечно, можно, но не больше пяти минут.
—
А что делать? Пять — значит пять... Но может, далеко они не уедут?
—
Попытка — не пытка, — сказал Витя и включил магнитофон.
Опять пошли шумы, потом прорезались голоса наших
Вы читаете Игра по крупному
