утонувший в луже на городском асфальте, не иначе... Казалось бы, кому нужен этот пропойца после смерти? Другие бы вздохнули с облегчением. Нет, что-то здесь не так.

—   Хорошо, — сказал он, поднимаясь. — Я скоро буду в Бутырке. Скажите-ка фамилию ва­шего сына и, если вспомните, статью.

—   Ага, сейчас, — сказала она, растерянно ог­лядываясь по сторонам. Даже стала хлопать ящи­ками скособоченного стола, разыскивая бумагу и ручку.

—   Возьмите у меня, — Грязнов протянул ей ручку и листок, вырванный из записной книжки.

—   Бога молить буду... — всхлипнула она. — За кого хоть свечку поставить, не знаю... Фамилию слышала, а имя-отчество не знаю.

—   Это всегда успеется, — отмахнулся Грязнов. — Вы записывайте. И ваш телефон не за­будьте. Я там буду, посмотрю, что делается. И обязательно позвоню... Вас как зовут?

—   Ольга Кондратьевна.

—   Ну вот, а меня Вячеслав Иванович, — он протянул ей руку. — Сделаю все, что в моих силах, не беспокойтесь.

Поздно вечером он позвонил Меркулову:

—   Костя, ты мне говорил про убийство в Тюмени, но не сказал, как именно...

—  Это ты про какое? — поинтересовался Меркулов.

—   А было еще какое-то? — поинтересовался Грязнов.

—   Да вот буквально несколько часов назад... Замгендиректора той же фирмы. И тем же спосо­бом. Убит в подъезде своей квартиры в Москве.

—   Тоже перерезали горло? — спросил Грязнов.

—   Вот именно, — вздохнул Меркулов. — И когда только успевают... Просто не знаю, за что хвататься. То в Тюмени, то в Москве...

—  Прямо какие-то ритуальные убийства, — сказал Грязнов. — Ну и что ты про это думаешь?

—   Го ли чеченский след, то ли нас стараются на него навести, — ответил Меркулов.

—   Вот именно, — согласился Грязнов. — Пока Чечня вне досягаемости, на нее можно ва­лить что угодно.

—    Ты мне объясни, чего им в гостиницах не живется? — спросил Меркулов. — В гостинич­ном вестибюле никто не тронет. И милиция, и администрация, и света полно. Нет, обязательно им надо лезть в отдельные квартиры, в эти глухие темные подъезды.

—    Вот и проведи семинар среди банкиров и бизнесменов на эту тему, — предложил Грязнов. — Ведь все под прицелом. И убивают пре­имущественно здесь, в Москве, где легче всего спрятать концы в воду. Тут затеряться — самое милое дело.

—   Убийство в Тюмени, пожалуй, исключе­ние, — сказал Меркулов.

—   Хочешь сказать, что очень спешили?

—   Это уже не телефонный разговор, — заме­тил Меркулов.

—    А ты обзаведись сотовым, цифровым, — посоветовал Грязнов. — И друзей не забудь. Для оперативной связи, так и скажи. А то нашу кли­ентуру попробуй подслушай, а они нас — пожа­луйста... Кстати, у тебя нет хорошего адвоката на примете? Ну из старых, бессребреников, готовых выступить в защиту человека?

—    Что-нибудь натворил? — удивился Мерку­лов. — Принял на грудь, будучи за рулем? На тебя это не похоже.

—   Да если бы... — И тут же вернулся к преж­ней теме. — Тебе не кажется, что кто-то решает подобным образом кадровые вопросы? Надо по­садить в кресло нужного человечка. А для этого надо сначала убрать «генерала» и его зама.

—   Слишком на поверхности, — сказал Мер­кулов. — Хотя...

—    Вот именно, — подхватил Грязнов. — А чего им стесняться? Кого бояться? Генпрокурату­ру? Уж сколько сходило с рук.

—   Это ты мне говоришь?

—    А кому? Только тебе и могу сказать. Твой генеральный и слушать не захочет. А ты не поле­нись, подними старые дела, те, что до ума не довели. Может, найдешь чего похожее. Кстати, как фамилия зама? Не Бригаднов случайно?

—    Верно, — встрепенулся Меркулов. — Что- то о нем знаешь?

—    Да было дело. Понимаешь, у этих «генера­лов», мать их так, в привычку вошло — решать служебные вопросы подобным образом. Не при­вык наш человек к большим деньгам, вот голова кругом и идет. А руки за пистолет хватаются. Или за нож. Не свои руки, конечно, оплаченные... Так как насчет адвоката?

Я чертыхался, листая ксерокс дела по поводу похищения сына Президента. Детский сад. Этого Алекпера везли на бронированном, как я и думал, «мерседесе», с тремя телохранителями, один из которых был за рулем.

Что, простите, для такой махины, как упомя­нутый «мерседес», наша «девятка»? Пусть даже цвета мокрого асфальта. Отлетит, как шар от кия. А они безропотно остановились. И свидетелей, конечно, как ветром сдуло. Мол, вовсе их не было. И это средь бела дня? Значит, проблема та же, что и у нас: быть свидетелем опаснее, чем преуспевающим банкиром. Что же делать? От­лавливать свидетелей, как бандитов? Силой до­ставлять в участок в наручниках? Чтобы молча­ние для них было опаснее дачи показаний...

Но это я так, к слову. Конечно, свидетелей надо холить и беречь. Как Витя Солонин в дан­ную минуту холит свои ногти, входя в роль арис­тократа. Трудно нам пока что тягаться с мафией, ох как трудно. У нее руки не то чтобы длиннее, чем у нас, незаметнее — вот в чем дело. И нравственных запретов никаких.

Скажем, мы никогда не позволим себе взять в заложники детей бандитов. У них же — не заржа­веет. Мы не можем себе позволить играть по их правилам. И потому они нас опережают.

И потому даже часто обыгрывают...

В номере нас было трое. Кроме меня и Вити, облаченного в роскошный халат с кистями, сидел малоприметный человек, тот самый Новруз Али- заде, которого, уходя от нас, Самед представил как своего в доску человека. Невысокий крепыш с глубоко посаженными глазами неопределенно­го возраста. То ли за двадцать, то ли под пятьде­сят. Но это хорошо, что неприметный. Плохо, что пришел средь бела дня к нам в номер. Или полагает, что в это время суток не бывает свиде­телей?

—   Куда он хоть ехал в этот день? — спросил я, продолжая перелистывать следственные доку­менты и не скрывая раздражения. — Здесь ниче­го об этом не сказано.

Новруз пожал плечами и чуть прикрыл глаза. Честные глаза, надо сказать.

—   Значит, никто не знает. А похищавшие были осведомлены о его маршруте и времени следования? — спросил я.

—    Получается, что так, — кивнул Новруз. —

—  

—  

—