Став главой партии, Брежнев вернул Мацкевича в Москву и сделал союзным министром сельского хозяйства. Поэтому Леонида Ильича разозлили слова Шелепина. На следующий день Брежнев позвонил Александру Николаевичу:

— Ты можешь сейчас зайти ко мне?

Когда Шелепин пришел, обрушился на него:

— Как понимать твое вчерашнее выступление? Твоя речь была направлена против меня!

— Почему вы так считаете?

— А ты что, не знаешь, что сельское хозяйство курирую я? Значит, все, что ты говорил вчера, это против меня. Затем, какое ты имел право вносить предложение о снятии с работы Мацкевича? Ведь это моя личная номенклатура!

Это было предупреждение.

Однажды Александр Николаевич приехал в Кремль на очередное заседание политбюро. Его зазвал к себе Брежнев. В кабинете уже сидел Суслов. Леонид Ильич предпочел вести такой сложный разговор с Шелепиным не в одиночку, а опираясь на авторитет «главного идеолога» партии.

— Знаешь, надо нам укрепить профсоюзы, — сказал Брежнев. — Есть предложение освободить тебя от обязанностей секретаря ЦК и направить на работу в ВЦСПС председателем. Как ты смотришь?

Шелепин ответил, что никогда себе работы не выбирал и ни от какой не отказывался. Хотя он прекрасно понимал, что укрепление профсоюзов Брежнева совершенно не интересует. Ему нужно было убрать Шелепина из партийного аппарата.

Говорят, что Шелепин вдохнул новую жизнь в безвластные профсоюзы. При нем профсоюзные комитеты почувствовали себя более уверенно и на равных говорили с администрацией, не позволяя директорам нарушать права рабочих.

Брежнев по-прежнему воспринимал Шелепина как соперника. Тесные контакты с ним стали опасным делом.

У нового генерального директора ТАСС Леонида Замятина возникла идея построить дом отдыха для тассовцев с помощью профсоюзов. Обратился к Александру Николаевичу. Тот выразил готовность помочь. Однако встреча с Шелепиным едва не окончилась для Замятина печально. Его срочно вызвали в Барвиху к Брежневу.

Охранник сказал:

— Леонид Ильич гуляет возле озера.

Замятин пошел искать генерального секретаря. Леонид Ильич прогуливался с какими-то людьми. Увидев Замятина, отошел с ним в сторону, где их никто не слышал:

— Если бы я тебя не назначил на эту должность два месяца назад, то сегодня бы снял.

— Чем же я провинился? — спросил Замятин.

— Ты у Шелепина в ВЦСПС был?

— Да, — пояснил Замятин, — я хотел ускорить строительство дома отдыха.

— Но ты с ним еще и обедал?

— Он меня пригласил, — признал Замятин.

— О политике говорили? Честно.

— Ни слова, — поклялся Замятин. — Только о социальных делах.

Генеральный секретарь объяснил Леониду Митрофановичу прямым текстом:

— Всех идеологов, которые окружали Шелепина, мы отослали за рубеж или в другие места. Сейчас он ищет новых людей на идеологическом фронте, формирует новую команду. И тебя не случайно пригласил пообедать. Он, видишь, не бросил своих идей. Мне это не нравится. И мы с этим покончим. Может, я виноват, что не предупредил тебя, но я не мог предположить, что ты сразу поедешь к Шелепину… Тебе надо знать, каких друзей выбирать…

Брежнев нашел повод вывести Шелепина из политбюро. У них произошел очень резкий разговор. Внешне очень сдержанный, Александр Николаевич был горячим человеком. И он просто взорвался:

— В таком случае я уйду.

И Брежнев с радостью воспользовался его эмоциональной реакцией. Он моментально согласился:

— Уходи.

Шелепин тут же написал заявление. Брежнев сразу обзвонил всех членов политбюро, и через несколько часов решение было принято.

В мае семьдесят пятого года его освободили от поста руководителя ВЦСПС. Подыскали унизительно маленькую должность заместителя председателя государственного комитета Совета министров СССР по профессионально-техническому образованию (в 1978 году название комитета несколько изменили), который ведал в основном производственно-техническими училищами (ПТУ) для молодежи.

Это, конечно, было издевательством. Когда Суслов пригласил Александра Николаевича и сказал, что ему предлагается такая должность, Шелепин ответил:

— Я же молотка никогда в руках не держал, не говоря уж о чем-то более серьезном. Как я буду учить будущий рабочий класс?

Шелепину поручили заниматься учебниками для ПТУ. Более всего его поражала и возмущала необязательность чиновников, с которыми он теперь имел дело. Он, находясь на высоких должностях, привык, что его поручения немедленно исполняются. А тут вступила в дело бюрократическая необязательность, да и чиновная опасливость: зачем сломя голову исполнять поручение Шелепина, если даже соприкасаться с ним опасно?

Его школьного друга Валерия Харазова, второго секретаря ЦК компартии Литвы, вызвали в Москву. Перед отъездом первый секретарь Пятрас Пятрович Гришкявичюс сказал ему:

— Валерий Иннокентьевич, имейте в виду: я о вас никогда и никому ничего плохого не говорил.

В Москве первый заместитель заведующего отделом организационно-партийной работы ЦК Николай Александрович Петровичев заявил Харазову:

— Тебе надо уходить, потому что тобой Гришкявичюс недоволен.

Харазов ответил:

— Неправда. Гришкявичюс сам мне сказал…

Тогда Петровичев высказался откровенно:

— Рви с Шелепиным! Или придется уходить с партийной работы.

— Нет, — твердо ответил Харазов. — Я связан с ним с детства, а вы хотите, чтобы я отказался от такой дружбы?

— Тогда будет хуже, — пригрозил Петровичев.

— Пусть будет хуже, но дружбу с Шелепиным я не порву…

Партийная карьера Харазова закончилась, ему предложили должность первого заместителя председателя республиканского комитета народного контроля, сказали:

— Материально не пострадаете.

Валерий Иннокентьевич еще оставался кандидатом в члены ЦК, ходил на пленумы. В Свердловском зале Кремля очень тесно, все друг друга видят. По залу уверенной походкой прошел зять Брежнева первый заместитель министра внутренних дел Юрий Михайлович Чурбанов.

— Все вокруг угодливо привстают, он снисходительно здоровается, — вспоминал Харазов. — Мимо меня прошел, вдруг повернулся: что это он здесь делает? То есть он хорошо знал, что я отстранен и почему отстранен…

Через несколько лет и в секретариате ЦК, и в политбюро Брежнев оставил только тех, кого желал видеть в составе высшего руководства. Леонид Ильич устранил всех, кто казался ему недостаточно лояльным. Избавился от первого секретаря ЦК компартии Украины Петра Ефимовича Шелеста, от главы правительства РСФСР Геннадия Ивановича Воронова и от первого заместителя председателя Совета