убрали из АПН, которое превратилось в огромное пропагандистское ведомство. Место председателя занял Иван Иванович Удальцов, который был советником-посланником в посольстве Чехословакии во время подавления «пражской весны», требовал введения советских войск и получил повышение.

«Иван Иванович Удальцов, — свидетельствовал его заместитель Карэн Арменович Хачатуров, — был не просто ретроград, но воинствующий, стремившийся довести свои убеждения до каждого. Перетряхнув кадры, Удальцов ключевые должности заполнил инструкторами различных отделов ЦК, в большинстве своем способными только помыкать подведомственными им организациями».

Председатель Гостелерадио Николай Николаевич Месяцев (бывший секретарь ЦК комсомола) кому-то сказал про члена политбюро Кириленко, что у того всегда пустой стол и он сам с собой от скуки в крестики-нолики играет. Андрею Павловичу немедленно донесли, это стало последней каплей. В апреле 1970 года Месяцев вернулся из командировки в Хабаровск. Встречавший его в аэропорту генеральный директор Центрального телевидения Петр Ильич Шабанов, тоже в прошлом комсомольский работник, отвел председателя в сторону и предупредил: вас только что освободили от должности. Месяцева отправили послом в Австралию.

В Гостелерадио Месяцева сменил Сергей Георгиевич Лапин, человек с богатой биографией, очень консервативными убеждениями и едким юмором. Он окончил два курса Ленинградского историко- лингвистического института и пошел работать в «Винницкую правду». В 1942 году, когда другие воевали, его взяли в ЦК, и он пошел в гору. После смерти Сталина Лапина перевели в Министерство иностранных дел.

«Лапина все дружно ненавидели, — вспоминает мэтр отечественного телевидения Анатолий Григорьевич Лысенко. — Возможно, то, как он выглядел, играло какую-то роль: он был маленького роста с неправильной фигурой и короткими ножками. У меня сложилось ощущение, что ботинки он покупал в “Детском мире”. Мятое, немножко скопческое лицо, рыжеватые реденькие волосы, негромкий голос…

При этом он был умным, трезвым, взвешенным и знающим. Все его замечания были очень точны. Он все видел. И, наверное, от этого был злобен: он понимал, что его не любят… При мне Лапин часа полтора читал Анненкова, Цветаеву, Мандельштама, и как читал! Но он ни за что в жизни не выпустил бы эти стихи в эфир! Он превосходно знал джазовую музыку, но никогда не дал бы послушать ее зрителям. Это страшная фигура…»

Брежнев полностью доверял Лапину. Сергей Георгиевич этим пользовался и наиболее важные разговоры начинал такой фразой:

— Я вчера обедал с Леонидом Ильичом…

После этого возражать Лапину решался только тот, кто завтракал или ужинал с генеральным секретарем.

Руководителем ТАСС стал еще один доверенный человек Брежнева — Леонид Митрофанович Замятин.

— ТАСС, — сказал Леонид Ильич своему тезке, — это то, что дает нам информацию. Я хочу, чтобы ты отбирал информацию, чтобы я первым узнавал, что происходит…

Иначе говоря, генеральный секретарь ЦК КПСС хотел, чтобы главный источник информации о положении в стране и мире был в руках лично ему преданного человека.

Александр Николаевич Шелепин совершил тактическую ошибку, настроив против себя других членов политбюро ЦК.

Владимир Семичастный вспоминал:

— Шелепин не брал себе охраны. Брежнев меня спросил: почему Шелепин без охраны ездит? Я говорю: он же отказывается от охраны. Пусть скажет, я ему завтра хоть взвод поставлю. Тут Шелепин встает и говорит: «Леонид Ильич, а зачем нас охранять? Я считаю, что нужно охранять три первых лица — первого секретаря, председателя президиума Верховного Совета и главу правительства. А нас-то чего охранять? От кого?»

Шелепин, даже когда был председателем КГБ, ходил без охраны. Его товарищи стыдили:

— У тебя же полный портфель государственных секретов.

Шелепин выступил против «иконостасов». Сказал, что ему стыдно, когда во время демонстрации он стоит на Мавзолее, а рабочие несут его портрет. Зачем повсюду выставлять портреты вождей?

Члены политбюро замолкли. Но тут вмешался многоопытный секретарь ЦК Суслов, ведавший идеологией:

— Это традиция такая. В этом проявляется авторитет партии. Нас не поймут, если отменим.

На этом обсуждение вопроса закончилось.

Шелепин раздражал товарищей по партийному руководству разговорами о том, что члены политбюро оторвались от масс. Кому такое понравится? Крайне щепетильный, он не делал себе никаких поблажек. За все платил.

— Он переезжал с квартиры на квартиру, — рассказывал его друг еще со школьных лет Валерий Иннокентьевич Харазов. — Однажды ему сделали ремонт. Он спросил, сколько стоит ремонт. Ему принесли документы. Он их просмотрел и попросил помощника заплатить. Об этом узнали его коллеги. Не бывало еще такого! Члены политбюро обиделись: в какое положение их поставил Шелепин! Что же, и им теперь за все платить? Не привыкли.

Он подготовил записку о том, что высшим руководителям необходимо вести себя скромно. Товарищи по партийному аппарату стали относиться к нему с опаской, а потом с ненавистью. Александр Николаевич высказался против того, чтобы члены политбюро сами себя награждали орденами. Ну, тут уж он и вовсе задел товарищей за живое…

Известный философ Мераб Мамардашвили сформулировал это так:

— Советская власть, которая придерживается всего среднего (это доказал Брежнев), ничего слишком активного или революционного, даже в свою пользу, не терпит. Почему не удалась карьера Шелепина? Потому что он слишком определенный. Они даже этого не любили.

В первых числах марта 1967 года Шелепин приехал в Калинин, где его выдвинули кандидатом в депутаты Верховного Совета РСФСР. Церемония была ритуальной, как и слова, которые в таких случаях обязательно произносились. Но в речи Шелепина звучали необычные выражения.

— Характеризуя меня как кандидата в депутаты, — говорил Шелепин, выступая в областном драматическом театре, — товарищи главным образом говорили о моих положительных качествах и не упоминали о присущих мне недостатках… Но руководители — это не ангелы и не святые, а люди, как все, и, стало быть, как все люди, они имеют недостатки. Есть эти недостатки и у меня…

Таких слов его коллеги по руководству страной никогда себе не позволяли: недостатков у советских вождей быть не могло. Речи членов политбюро внимательно просматривались и всякое отклонение от канонов замечалось. И не одобрялось.

Брежнев набрал силу и мог не считаться с Шелепиным. И не хотел держать его внутри партийного аппарата. Зачем ему видеть брежневскую политическую кухню изнутри?

Повод вскоре представился.

На заседании политбюро с участием местных партийных руководителей обсуждался вопрос о животноводческих комплексах в Российской Федерации. Шелепин выступил резко, критиковал Центральное статистическое управление за предоставление искаженных цифр, возражал против ликвидации мелких и средних животноводческих ферм, говорил о тяжелом положении на селе и потребовал отправить в отставку министра сельского хозяйства Владимира Владимировича Мацкевича.

Брежнев был знаком с Мацкевичем еще с послевоенных лет. В свое время первый секретарь Днепропетровского обкома наладил хорошие личные отношения с министром сельского хозяйства Украины Мацкевичем. Потом они сотрудничали, когда Брежнев работал в Казахстане. Владимиру Владимировичу многое сходило с рук.

В 1962 году министр охраны общественного порядка России генерал внутренней службы второго ранга Вадим Степанович Тикунов доложил в ЦК:

«3 февраля с. г. около 20 часов в гостиницу “Москва” пришел в нетрезвом состоянии депутат Верховного Совета СССР, председатель Целинного крайисполкома Мацкевич В. В., который пытался завести к себе в номер студентку МГУ Ашурову, 1943 года рождения, находившуюся в холле 5 этажа. Дежурная по этажу и горничная вступились за Ашурову, за что Мацкевич оскорбил их нецензурной бранью».