30 октября. Начался отсев летчиков, прибывших на комиссию.

Вежливо и учтиво, но безжалостно врачи отбраковывали кандидатов. Будущих космонавтов подгоняли под высокие требования будущих полетов.

«Но кто тогда мог сказать, какими должны быть эти требования? — писал Георгий Шонин. — Поэтому для верности они были явно завышенными, рассчитанными на двойной, а может быть, и тройной запас прочности. И многие очень многие возвращались назад в полки. В среднем из пятнадцати человек проходил все этапы обследования один. Некоторых вообще списывали с летной работы. И кто мог дать гарантию, что этим списанным не окажешься ты? Приходилось рисковать, ради будущего рисковать настоящим — профессией летчика, правом летать. Не удивительно, что среди моих новых знакомых были ребята, которые уже в процессе отбора, заподозрив у себя какую-либо зацепку, отказывались от дальнейшего обследования и уезжали к прежнему месту службы.

2 ноября. Руководитель комиссии по отбору кандидатов в космонавты, опытный врач, будущий руководитель Центра подготовки космонавтов Евгений Анатольевич Карпов провожал в части последних летчиков.

— Продолжайте летать, но не выше стратосферы, — напутствовал он каждого.

6 ноября. Утром лейтенант Гагарин прибыл в часть и, как положено по уставу, доложил своему командиру о прибытии.

— Поздравляю вас, — сказал майор Решетов. Лейтенант Гагарин усмотрел в этих словах иронию, издевку и не на шутку обиделся на комэска.

— Я не могу поздравить вас с моим возвращением, — в словах Гагарина спрессовалось напряжение, грусть, готовность к схватке.

— А напрасно, товарищ старший лейтенант.

В таинственности командира скрывалась приятная новость.

— Служу Советскому Союзу!

Решетов в стремительном порыве обнял Гагарина.

7 ноября. На построении личного состава части Юрия Гагарина и еще нескольких молодых летчиков поздравили с присвоением очередного воинского звания. Радость молодых офицеров разделили все офицеры.

Пришел майор Решетов.

— К поздравлению командования, партийной организации эскадрильи, — сказал командир, — хочу добавить свои добрые пожелания. Мы — часовые северного неба. Вахта наша нелегкая: сложные метеоусловия, не балует нас солнце, не такая уж избыточная жизнь, но жизнь чрезвычайно интересная. Мы тоже были лейтенантами и, как и вы, искали себя, утверждали, делали ошибки, заблуждались, исправляли промахи. Ошибку можно исправить, труднее с заблуждениями. За то, чтобы ваша жизнь была наполненной и целеустремленной, за вашу неуспокоенность, стремление к новому, за неутомимый труд во славу нашего народа!

Массу добрых мечтаний вызвал этот добрый воинский акт. Хотелось лучше служить, больше летать, быстрее сдать на второй класс.

Написал письма в Оренбург, Гжатск.

10 ноября. Началась размеренная, напряженная жизнь в полку. Она несколько сгладила остроту московских впечатлений. Волнения понемногу улеглись. Ждал известий из Москвы без особых переживаний. Что будет — то и будет. Главное — летать.

«…потянулись дни ожидания… Как и прежде, — писал Юрий Алексеевич Гагарин, — я по утрам уходил на аэродром, летал над сушей и морем, нес дежурство по полку, в свободное время ходил на лыжах, оставив Леночку на попечение соседей, вместе с Валей на «норвегах» стремительно пробегали несколько кругов на гарнизонном катке, по-прежнему редактировал боевой листок, нянчился с дочкой, читал трагедии Шекспира и рассказы Чехова».

Вечером пришел в гости старший лейтенант Георгий Шонин. Он не был в числе той четверки, что ездила в Москву на комиссию, и, естественно, его волновал вопрос: «А как там?» Гагарин весело ответил: «Съездишь, узнаешь». Засиделись допоздна, Юрий рассказывал о высоких требованиях врачей.

— Да ты не робей, Жора! Это только с виду, на первый взгляд все кажется страшным и сложным. Ты пройдешь, я уверен!

Вызов на Шонина пришел в конце ноября.

14 ноября. Старший лейтенант Гагарин заступил дежурным по части. Инструктируя его, начальник штаба полка, вспомнив прошлое нарушение — вместо сна читал книгу, — сказал:

— Во время дежурства читать, даже классиков, не положено!

— Виноват, товарищ подполковник!

— Но если хорошо читать, то можно.

17 ноября. На занятиях в вечернем университете марксизма-ленинизма лектор сказал: «Наука в своей масштабности бесконечна, как Вселенная. Приступив к ее познанию, человечество убедилось, что оно находится на пороге больших открытий».

Лектору задали вопрос:

— Возможен ли полет человека в космическое пространство?

— Возможен. Познание — есть личное соучастие человека в науке. О сроках говорить невозможно, это пока нереально. В космос полетит человек более гармонично развитый, в — совершенстве овладевший определенными науками, само присутствие которого в поднебесье вызовет переполох в академических кругах. Мы с вами до этого, пожалуй, не доживем.

19 ноября. Летный день. Гагарин был в небе. Ему очень хотелось перевыполнить годовую программу. Мечта о втором классе действовала всесильно, он много работал на тренажере, читал описания и инструкции, охотно дежурил на СКП. И главное, продолжал летать, летать.

21 ноября. Выпал обильный снег, морозы и метели скрутили землю. Состоялся обмен опытом полетов в зимних условиях. Говорили опытные летчики. Гагарин тоже выступил. Он по элементам разбирал особенности полета в это время года: видимость, ветер, осмотрительность, посадка, торможение… С этого дня за ним укрепилось звание ведущего методиста эскадрильи.

22 ноября. Юрий предложил Вале жесткий распорядок выходного дня. В числе обязательных пунктов: уборка квартиры, приготовление обеда, спортивные занятия (каток, лыжи), чтение вслух, кино.

Валя, довольная новой идеей мужа, засмеялась.

— Как это понимать? — спросил Юрий.

— Буквально: смешно! В этом плане нет Аленки. И потом — это твой выходной день, а когда будет мой?

Юрий сконфузился, он понимал, что жена права. У нее действительно нет выходных дней, она несомненно устала.

— Я готов изменить сто, — виновато согласился он.

— Менять не надо. Пусть этот план будет твоим, когда-нибудь такой план будет и у меня.

23 ноября. Комсомольское бюро части утвердило Юрия Гагарина ответственным за вечер «Ты на подвиг зовешь, комсомольский билет».

Природа героического, истоки подвига советского человека не только в годину минувшей войны, но и в дни мира — вот над чем размышлял Гагарин, вот что хотел донести до слушателей. Из своей тетради выписал несколько знаменательных высказываний: «Я люблю Россию до боли сердечной и даже не могу помыслить себя где-либо, кроме России» (М. Салтыков-Щедрин). «Кто не принадлежит своему отечеству, тот не принадлежит и человечеству» (В. Белинский).

Думая о героическом прошлом, Гагарин был весь обращен к дню сегодняшнему. Самое важное, ему представлялось, показать нравственную высоту советского человека, молодых воинов, верность их священному долгу перед Родиной.

29 ноября. Состоялся вечер молодых воинов гарнизона: «Ты на подвиг зовешь, комсомольский билет». На нем присутствовала Валя.

1 декабря. Юрий Гагарин продолжает все более серьезно интересоваться