борта.

– Что это? – поинтересовался Виктор у хэрсира.

– Платформа, – ответил Аскел, хмуро наблюдая за возней в море. – Это есть старая платформа тля топычи нефти.

Перепачкав борта черной жижей, их драккар подошел к ближайшему судну нефтесборочной команды.

Какое-то время викинги перекрикивались по-своему, затем корабль Аскела вышел из нефтяного пятна и лег на прежний курс.

Настроение хэрсира еще больше испортилось. Виктор попытался выяснить, что случилось.

– Опять раслиф! – горестно вздохнул Аскел.

Под разливом явно подразумевалась какая-то неприятность.

Из дальнейших объяснений Виктор узнал, что Бойня не затронула норвежские нефтяные платформы. По всей видимости, стороны, сражавшиеся за власть над миром, поначалу берегли их, как и сибирские скважины, надеясь заполучить ценные «трофеи», а потом стало уже не до них.

Большинство платформ, переживших глобальную войну, правда, не смогли противостоять разрушительному воздействию морской воды и времени, но некоторые шельфовые месторождения, расположенные на мелководье, все же удалось спасти. Хотя, конечно, «мелководье» тут понятие относительное. На таком мелководье драккар затонет так, что даже мачты видно не будет.

Тем не менее, ценой невероятных усилий на месте разрушающихся платформ были сооружены небольшие островки и заново налажена добыча сырья. Сочащееся из скважин «черное золото» удавалось худо-бедно контролировать. Викинги до сих пор потихоньку собирали и перерабатывали нефть.

Разумеется, те крохи, которые они получали сейчас, не шли ни в какое сравнение с ежесуточными тысячами баррелей до Бойни. Но с другой стороны… Больше ведь не требовалось снабжать топливом промышленность, не нужно было заправлять миллионы прожорливых автомобилей и отсутствовала необходимость танкерами и трубопроводами отправлять углеводороды на экспорт. А для собственных нужд того, что удавалось добыть, викингам пока хватало.

– Но сейчас нато польше топлифа, – сокрушался Аскел. – Ф польшой похот ефо нато мноко-мноко. А тут раслиф!

Да, видимо, авария накануне морского похода на Запад оказалась совсем некстати.

Виктор оглянулся. За кормой еще было видно, как викинги собирают с моря разлитую нефть. Потом, наверное, будут очищать и перегонять. Надо полагать, это непростое и трудоемкое занятие. Жить набегами куда как проще…

– Латно, – махнул рукой Аскел, отгоняя невеселые мысли. – Софсем скоро приплыфем томой. Мошет пыть, еще састанем ярла Хенрика.

Что ж, застать ярла, который увез с Соловков Костянику и крестоносца с поморской картой, было бы неплохо.

Хэрсирское «софсем скоро», правда, растянулось еще на три дня пути.

Селение викингов располагалось в глубине фьорда, далеко вдающегося в сушу. «Стейнхьер», – так назвал поселок Аскел. Костоправ тут же переименовал чужое языколомательное словечко на свой лад.

– К Стохеру, едрить его, стало быть, подплываем, – пробормотал лекарь, задумчиво глядя на приближающийся берег и нимало не стесняясь присутствия Змейки.

Хотя Змейку трудно было смутить. Такая сама кого хочешь вгонит в краску.

Судя по старым развалинам, когда-то давно, еще до Бойни, во фьорде располагался небольшой скандинавский городок. Теперь же на значительном удалении от него находился маленький поселок, для которого даже неприличное название, придуманное Костоправом, звучало преувеличенно громко.

«Возможно, «Стохер» для такой деревушки – это слишком… много, – с улыбкой подумал Виктор. – Полста – еще туда-сюда, а вот сто…»

Впрочем, насколько он понял из рассказов Аскела, подобных селений по окрестным берегам было разбросано немало. Но именно Стейнхьер, являвшийся родовым гнездом и резиденцией ярла, считался здешним центром. Столица, типа.

Несколько приземистых домов, обложенных с боков и покрытых сверху торфом, походили, скорее, на небольшие холмики или курганчики со срезанной вершиной. Лишь поднимавшиеся к небу дымки из отверстий в крышах свидетельствовали о том, что здесь живут люди.

Четыре самых больших сильно вытянутых дома стояли в центре селения, огораживая ровную утоптанную площадку. Домики попроще и поменьше расположились по краям. Там же находились и хозяйственные постройки.

Дзинь-нь-нь! Дзинь-нь-нь! Дзинь-нь-нь! Над поселком плыл кузнечный звон.

– Оружие, небось, куют, мать их, – угрюмо проговорил Костоправ. – К походу, падлы, готовятся.

Стейнхьер окружало кольцо земляного вала, укрепленного камнями, бревнами и обмазанным глиной плетнем. Над нехитрыми укреплениями возвышалась пара пулеметных вышек и торчали закопченные трубы.

«Огнеметы», – догадался Виктор. Видимо, для обороны поселка от врагов и мутантов викинги не жалели ни патронов, ни нефти. Это в дальних набегах на чужие территории морские разбойники старались захватить неповрежденную добычу и побольше живых пленников.

Обороняя свою землю, о трофеях и рабах викинги думали в последнюю очередь.

Драккар пристал к небольшому дощатому причалу. К кораблю тут же высыпали гомонящие женщины, дети и вышли несколько бородатых воинов при оружии.

Началась разгрузка, к которой викинги привлекли и пленных русов. Прямо тут же, на причалах, вспыхнула бойкая торговля. Василь, стиснув зубы, угрюмо смотрел, как дружинники Аскела распродают и меняют привезенное из Соловков добро. Впрочем, долго наблюдать за этим не пришлось: через невысокие деревянные ворота с тяжелыми створками пленников провели в селение.

Виктор оценил количество и расположение дозорных на укреплениях. Вывод оказался неутешительным: ни подойти к селению, ни покинуть его незаметно было нельзя.

– Пешать не нушно, рус, – предупредил хэрсир, будто прочитав его мысли. – Отсюта фас не фыпустят, и фоопще… Чтопы упешать, нушно снать, кута пешать. Чушак не снает, кте стесь есть опасно, а кте – нет. Поэтому рап, который упекает – опычно умирает.

Аскел говорил об этом спокойно, без тени сомнения, как о чем-то будничном и само собой разумеющемся. И хотя бежать пока никто не собирался, слушать подобные рассуждения было все-таки неприятно.

– А кто не умирает и попатает в плен снофа – тот остается рап нафсекта, – закончил хэрсир и поманил пленников за собой: – Пойтем покашу.

Они оказались во дворе небольшой кузницы, которая и являлась источником непрекращающегося – дзинь-нь-нь! дзинь-нь-нь! дзинь-нь-нь! – звона. Подошли к широким, распахнутым настежь дверям, заглянули внутрь. Багровые отблески пламени из горна освещали могучего и заросшего, как котловое дерево кроновым мхом, кузнеца. Прожженный в нескольких местах кожаный фартук, наброшенный на голое тело, грязные толстые перчатки, опаленные борода и густые брови, мокрые волосы, стянутые засаленной лентой, безрадостное, отрешенное лицо.

Мастер размеренно бил увесистым молотом по прямой полоске раскаленного металла, которую он держал клещами и в которой уже угадывались очертания широкого клинка.

Дзинь-нь-нь! Дзинь-нь-нь! Дзинь-нь-нь!

Звенело железо, сыпались искры. Кузнец работал усердно, но как-то без души, что ли, без энтузиазма. Не так, как трудились сибирские кузнецы. И, в общем-то, понятно, почему…

После Бойни и полного уничтожения промышленности пришлось заново осваивать подзабытое кузнечное дело. Что ж, нужда прижала – освоили. Теперь хорошие мастера ценились и пользовались уважением, но Виктор никогда еще не видел, чтобы кузнеца приковывали к наковальне. Между тем, ноги этого молотобойца были до крови натерты массивными кандалами, а по земляному полу змеилась толстая цепь.