пропорционально значимости «точки роста» в Квадере). Над домами полыхали алые, пурпурные, розовые бугенвиллеи — в знак того, что здесь живет местная элита.

— Заходите, заходите, — торопил их господин Мандизи, и они сначала оказались в маленькой комнате, заставленной мебелью: мягкий гарнитур из трех предметов, буфет, холодильник, пуфик, — а затем в спальне, где все пространство занимала большая кровать, на которой кто-то спал. Рядом с кроватью сидела симпатичная пухлая негритянка и обмахивала спящего охапкой эвкалиптовых листьев, аромат которых пытался подавить тошнотворные запахи болезни. Но спит ли этот человек — женщина — на кровати? Сильвия встала над ней и увидела сразу же, что жена чиновника больна, очень больна — она умирает. Ее кожа должна была сиять здоровым черным блеском, а была серой, покрытой язвами. И женщина была худа — настолько, что голова на подушке казалась черепом. Пульса почти не чувствовалось. Дыхание едва прослеживалось. Глаза полуприкрыты. От прикосновения к женщине у Сильвии заледенели пальцы. Она обернулась к несчастному мужу, не в силах сказать ни слова, и Ребекка сбоку от нее начала тихонько выть. Пухлая негритянка смотрела прямо перед собой и продолжала обмахивать больную.

Сильвия выбралась из спальни и в коридоре оперлась о стену, без сил.

— Господин Мандизи, — позвала она, — господин Мандизи.

Тот подошел к ней, взял ее за руку, вперился в ее лицо ищущим взглядом и прошептал:

— Она очень больна? Моя жена…

— Господин Мандизи…

Он уронил свое тело вперед, упав головой на руку, прижатую к стене. Он стоял так близко от Сильвии, что она протянула руку и обняла его за плечи. Бедняга плакал.

— Я боюсь, что она умирает, — прошептал он.

— Да. Мне очень жаль. Думаю, она умирает.

— Что мне делать? Что мне делать?

— Господин Мандизи, у вас есть дети?

— У нас была девочка, но она умерла.

Слезы капали на бетонный пол.

— Господин Мандизи, — так же шепотом проговорила Сильвия — она думала о той пышущей здоровьем женщине в соседней комнате. — Вы должны выслушать меня, вы должны: пожалуйста, не занимайтесь сексом без презерватива. — Сказать такое в столь ужасный момент было непростительно, недопустимо, но Сильвию побудила к этому смертельная опасность, нависшая над этими людьми. — Прошу вас. Я знаю, мои слова кажутся неуместными, не сердитесь на меня. — Она по-прежнему говорила шепотом.

— Да, да, да. Я слышал, что вы сказали. Я не сержусь.

— Если вы хотите, чтобы я пришла попозже, когда вы… Я могу вернуться и объяснить вам.

— Не надо, я все понимаю. Но вот вы кое-чего не понимаете. — Мандизи отодвинулся от стены, послужившей ему опорой в минуту слабости, и выпрямился. Теперь он говорил нормальным голосом: — Моя жена умирает. Мой ребенок мертв. И я знаю, кто несет за это ответственность. Я еще раз проконсультируюсь с нашим добрым н'ганга.

— Господин Мандизи, неужели вы хотите сказать…

— Да, именно это я и хочу сказать. Именно это я и говорю. Враги наслали на меня проклятье. Это дело рук ведьмы.

— О, господин Мандизи, ведь вы образованный человек…

— Я знаю, что вы думаете. Я знаю, что все вы думаете. — Он стоял перед ней с лицом, искаженным злобой и подозрением. — Я разберусь в этом деле. — Потом скомандовал: — Скажите в приемной, что я вернусь через полчаса.

Сильвия и Ребекка пошли к выходу. Вслед им донеслось:

— И эта ваша так называемая больница при миссии. Мы знаем о ней. Хорошо, что скоро откроется наша новая больница, тогда в нашем районе наконец появится настоящая медицина.

Сильвия сказала:

— Ребекка, только не говори мне, что ты согласна с его словами. Это же смешно.

Ребекка помолчала, прежде чем ответить.

— Понимаете, Сильвия, в нашей культуре это не смешно.

— Но это же болезнь. Каждый день мы узнаем что-то новое. Это страшная болезнь.

— Но почему некоторые люди болеют ей, а другие нет? Вы можете это объяснить? И в этом-то и дело, вы понимаете? Может, есть какой-то белый человек, который хотел навредить господину Мандизи или даже избавиться от его жены? Вы видели ту женщину в спальне с госпожой Мандизи? Может, она захотела стать госпожой Мандизи сама?

— Ох, Ребекка, я вижу, нам не прийти к согласию.

— Нет, Сильвия, к согласию нам не прийти.

Возле грузовика уже собрались жители деревни, готовясь забраться в кузов и ехать домой, но Сильвия сказала:

— Я пока еду в другое место. И могу взять с собой только шесть человек — понятно? Только шесть. Мы поедем посмотреть на новую больницу, а туда ведет очень плохая дорога. — Она уже видела ее начало — узкую колею, уходящую в буш.

Ребекка отдала несколько коротких распоряжений. В кузов залезли шесть женщин.

— Через полчаса я вас заберу, — пообещала Сильвия оставшимся.

Примерно с милю грузовик грохотал, прыгал, буксовал по корням, камням, ямам. Вокруг стояли высокие, большие деревья: это был старый буш, слегка запыленный, но густой и зеленый. Они прибыли к вырубке, посреди которой угадывались очертания будущих зданий.

Две женщины с детьми выбрались из кабины на землю, их примеру последовали шесть женщин, ехавших в кузове. Все вместе они встали перед тем, что называлось новой больницей.

Кто же им помогал? Шведы? Датчане? Американцы? Немцы? Правительство какой-то страны, тронутое бедами Африки, выделило и направило большую сумму денег сюда, на эту вырубку, и вот результат. Подобно тому, когда видишь план на бумаге, здесь тоже приходилось достраивать в уме форму будущих строений, которые вырастут на этих фундаментах, на стенах, начатых и незавершенных, а все потому, что задерживалось финансирование, давно уже не было обещанного второго поступления, и кабинеты, палаты, коридоры, операционные и аптечные киоски покрывались бледной пылью. Некоторые стены достигали высоты по пояс, другие вообще только начали строить, бетонные плиты были изъязвлены водой. Женщины из деревни, увидев, что здесь можно отыскать что-нибудь полезное, зашли подальше на заброшенную стройплощадку и извлекли пару бутылок, полдюжины жестянок — все это они отряхнули от пыли и уложили аккуратно в объемистые заплечные мешки. Должно быть, кто-то устраивал здесь пикник или бродяга остановился на ночлег и распалил огонь, чтобы отогнать лесных зверей. Женщины переглядывались с выражением, столь часто встречающимся в наше время: мы не будем ничего говорить, но кто-то здесь явно напортачил. Кто же это? И почему? Ходили слухи, что деньги, предназначенные для больницы, были разворованы по пути в Квадере; другие говорили, что правительство-благодетель просто истощило свои средства.

В дальнем конце вырубки под деревьями валялись большие деревянные ящики. Шесть женщин пошли посмотреть, и Сильвия с Ребеккой последовали за ними. Один ящик был уже вскрыт. Внутри находилось стоматологическое оборудование: зубоврачебное кресло.

— Жаль, что я не дантист, — сказала Сильвия. — Нам бы в деревне дантист пригодился.

Обследован был еще один ящик, который треснул сбоку. Там обнаружилось инвалидное кресло.

— О, доктор! — воскликнула одна из женщин. — Мы не должны брать это кресло. Вдруг эту больницу когда-нибудь достроят. — Как ни странно, с этими словами она принялась вытаскивать кресло из ящика.

— Нам нужно такое кресло, — сказала Ребекка.

— Но потом захотят узнать, откуда оно взялось у нас, а наша больница никогда не смогла бы купить такое сама.

— Нужно взять его, — решила Ребекка.

— Но оно сломано, — заметила женщина. И точно, кто-то уже пытался вытащить кресло, и одно