пригодишься.

— Всего три месяца назад вышла моя большая статья о Вожде.

— Прекрасная статья, прекрасная. — Он не читал ее, это было видно. — Но появляются и другие публикации, которые пачкают доброе имя страны и обвиняют товарища президента во всех грехах.

— Франклин, говорят, что все цимлийские лидеры очень богаты, что вы скупаете фермы, гостиницы, все подряд.

— Кто такое говорит? Это ложь. — Он помахал в воздухе рукой, разгоняя докучливые стайки лжи, и снова откинулся в кресле.

Роуз молчала. Фрэнклин всмотрелся в собеседницу, даже приподнял голову, потом уронил ее обратно.

— Я бедный человек, — заныл он. — Очень бедный человек. И у меня много детей. И все мои родственники… ты же понимаешь, я знаю, ты понимаешь, что в нашей культуре человек, который добился чего-то в жизни, должен обеспечивать не только свою семью, но и всех многочисленных родственников, помогать им всем.

— И это замечательная культура, — сказала Роуз, которой эта концепция действительна грела душу. Только посмотрите на нее саму! Когда она, еще совсем девочка, была такой беспомощной, где были ее родные? А потом еще сынок из богатой семьи капиталистов-эксплуататоров воспользовался ею…

— Да, мы гордимся нашими традициями. Старики в нашей стране не умирают в одиночестве в приюте для престарелых, и у нас нет сирот.

Ну, даже Роуз знала, что это неправда. Она слышала о последствиях СПИДа — когда взрослые умирали, дети оставались брошенными на произвол судьбы, без средств к существованию, хорошо, если жива древняя бабушка, которая возьмет их к себе.

— Мы хотим, чтобы ты написала о нас. Рассказала о нас правду. Я прошу тебя описать то, что ты видишь здесь, в Цимлии, чтобы остановить наконец это вранье. — Франклин оглянулся на элегантное фойе, на улыбающихся официантов в ливреях. — Ты же сама все видишь, Роуз. Посмотри вокруг.

— Я видела в одной из ваших газет список. Список всех министров и высокопоставленных чиновников и того, чем они — чем вы — владеете. У некоторых не одна, не две фермы, а целых двенадцать.

— А почему нам нельзя иметь ферму? Разве мне запрещено владеть землей, если я министр? Когда я выйду в отставку, на что я буду жить? Поверь мне, я бы предпочел быть простым фермером, жить со своей семьей на собственной земле. — Франклин нахмурился. — А тут еще эта засуха. У меня на ферме в долине Буву вся скотина передохла. Земля превратилась в пыль. Моя новая скважина высохла. — Слезы побежали по его необъятным щекам. — Ужасно видеть, как умирают твои бычки. Вот белые фермеры так не страдают. У них у всех есть дамбы, есть скважины.

Роуз почувствовала, что нащупала новую тему. Что, если подробно рассказать об этой засухе, от которой, похоже, всем приходится несладко, белым или черным — без разницы, а это значит, что ей не обязательно будет вставать на чью-то сторону. Конечно, о засухе она ничего не знает, но можно попросить Билла или Фрэнка просветить ее, и тогда у нее вполне может получиться нечто злободневное, и при этом она не заденет чувства правителей Цимлии (не хотелось бы преждевременно обрывать эти выгодные связи). Да, она могла бы стать борцом за экологию…

Вот какие мысли кружились в ее голове, пока Франклин воспевал несгибаемую позицию Цимлии на переднем фронте прогресса и строительства социализма. Закончил он южноафриканскими агентами и необходимостью сохранять бдительность.

— Агенты — в смысле шпионы?

— Да, шпионы. Это более точное слово, согласен. Они повсюду. Это они ответственны за ложь, распространяемую о Цимлии. У нашей службы безопасности есть доказательства. Их цель — дестабилизировать Цимлию, чтобы нас захватила Южная Африка и прибавила к своей империи. Ты слышала, они нападают на Мозамбик? Они расползаются по всему континенту. — Франклин уставился на Роуз, проверяя, какой эффект производят на нее его слова. — Ты ведь напишешь для нас несколько статей в английских газетах? Объяснишь правду?

Он начал выбираться из кресла, пыхтя и кряхтя.

— Моя жена все говорит мне, что я должен сесть на диету, но это так трудно, когда перед тобой ставят вкусное блюдо, а нам, министрам, постоянно приходится присутствовать на разных мероприятиях…

Момент прощания. Роуз колебалась. Вспышка теплых чувств к мальчику Франклину из прошлого, ведь как-никак она воровала для него одежду — нет, даже больше того, учила его самого воровать, эта вспышка заставляла ее обнять его. А если он обнимет ее, то это дорогого будет стоить. Но он протянул ей руку, и она пожала ее.

— Нет, не так, Роуз. Ты должна научиться жать руку по-нашему, по-африкански, вот так, вот так. — Действительно, его рукопожатие вдохновляло, в нем выражалось, как трудно отпустить руку хорошего друга. — И я буду ждать от тебя добрых новостей. Пришли мне вырезки из газет со своими статьями. Буду ждать. — И он пошел к выходу из фойе, где его ждали два здоровых парня — охранники.

Когда Роуз рассказывала Фрэнку, что ей удалось договориться об интервью с министром Франклином, то отметила, что тот впечатлен. Результаты своей встречи она постаралась описать как достижение, но он лишь сказал:

— Ну-ну, может, попробуешь написать и для нас передовицу?

По зрелом размышлении Роуз решила, что о засухе писать не будет, это может каждый. Ей нужно что-то… В «Пост», которую она читала за завтраком с профессиональным презрением, Роуз наткнулась на следующее: «Полиция сообщает о краже, совершенной в новой больнице в Квадере. Исчезло оборудование стоимостью в тысячи долларов. Подозревают, что в деле замешаны местные жители».

Пульс Роуз участился. Она показала заметку Фрэнку Дидди, который поморщился и сказал:

— Да такие вещи здесь сплошь и рядом случаются.

— Где я могу узнать подробности?

— Да не трать время, не стоит.

Квадере. Барри говорил, что Сильвия работает именно там. И это еще не все… Когда Эндрю наведывался в Лондон, об этом обычно сообщалось в газетах: Эндрю был большой шишкой или, по крайней мере, был почитаем как представитель «Глобал Мани». Несколько месяцев назад, прочитав, что он в городе, Роуз позвонила ему.

— Привет, Эндрю, это Роуз Тримбл.

— Привет, Роуз.

— Я сейчас работаю в «Уорлд скандалс».

— Не думаю, что моя деятельность может заинтересовать твое издание.

Но гораздо раньше, лет пять, а то и восемь назад, он как-то раз согласился встретиться с ней в кафе. Почему? Ее первой мыслью было, что это чувство вины, да, конечно же! Роуз совсем забыла, что когда-то обвиняла его в том, что якобы забеременела, у лжецов короткая память, она только помнила, что в чем-то он перед ней виноват. И та встреча напомнила Роуз, что в юности Эндрю был так привлекателен, что она не могла отступиться от него. Его привлекательность никуда не исчезла — все та же непринужденная элегантность, все то же обаяние. Она говорила себе, что он разбил ей сердце. Она уже была готова вознести его на позицию «Мужчины, которого я любила всю жизнь», но наконец поняла, что Эндрю встретился с ней, чтобы предупредить. Весь его улыбчивый вздор сводился к одному: оставь Ленноксов в покое. Да что он себе позволяет? Она журналистка, это ее работа — говорить людям правду! Эти аристократы такие наглецы! Он пытается извратить принцип свободной печати! Чашка кофе растянулась чуть ли не на час, пока Эндрю кружил вокруг да около со своими намеками, но Роуз не теряла времени даром, выудила из него новости о семье, например, то, что Сильвия уехала в Квадере, что она врач. Да, вот что сидело в ее голове занозой все это время. Значит, Сильвия, которую она до сих ненавидит всеми фибрами души, врач, она работает врачом в Квадере, как раз там, где разворовали больничное оборудование. Роуз Тримбл нашла свою тему.