Шагая по костям, он нагнулся за своим семиствольным ружьем, закинув его на плечо. Из дальнего конца коридора слышался шум: французы растаскивали кости в стороны, пытаясь освободить проход. Раненый часовой молча смотрел Харперу вслед, но тот ничего уже не мог для него сделать: парень все равно умрет.

– Прости, приятель, – Харпер снова нагнулся, подхватил упавший мушкет и прицелился поверх костей, в потолок примерно на середине коридора. – Вот вам гостинец из Ирландии!

Пуля, срикошетив от потолка, пробила желтый череп у ног французского лейтенанта.

– Ладно, сынок, пойдем-ка, – Харпер подхватил новобранца на руки, последний раз взглянул на разгорающиеся в темноте запалы, уходящие далеко под пол монастыря, и прыгнул в пролом, прямо на занесенный снегом склон.

– Первый взвод, огонь! – крикнул Шарп.

Дюжина стрелков, заранее предупрежденных, что обращать внимания на дыру, откуда выскочил ирландец, не следует, дала залп по крыше монастыря.

Харпер выругался, борясь со скользким снегом, и бросил новобранца там, где, как он рассудил, парень не так сильно пострадает при взрыве. Пригнув голову, он рванул вверх по склону, воображая, что за ним по пятам уже несется французская пехота. Мушкетная пуля взрыла снег у его ног.

– Огонь! – заорал Шарп, и на замковой стене изрыгнули пламя оставшиеся винтовки. Пули застучали по камням, засвистели над головами французов.

– Tirez! – продрогшие французы с трудом находили замки своих мушкетов; многие еще и стягивали с них тряпки, защищавшие порох от сырости. Огромный стрелок уходил все дальше, а дым первых выстрелов почти закрыл цель. – Tirez! –вспышки пламени расцветили карниз крыши монастыря, пули зарылись в неглубокий снег на краю перевала.

– Беги! – вопил Шарп. В какой-то ужасный момент он решил, что Харпер ранен: здоровяк упал и покатился по склону. Но ирландец тут же вскочил, как будто вместо ног у него были пружины, а стрелки на стене, успев перезарядить, снова выставили стволы винтовок в амбразуры и обеспечили его огневым прикрытием.

Раздавшийся взрыв был поначалу едва слышен – не громче далеких раскатов грома летней ночью.

Если бы древние строители искали место для монастыря, вряд ли они выбрали бы самый гребень перевала. Но здесь выбор был не за ними – сама Дева Мария отметила это место, и строителям пришлось мириться с поставленной перед ними непростой задачей. Гранитный валун стал центром часовни, ведь след божественных ног должен занять положенное ему место. Строители встроили его в толстый каменный фундамент, возвели величественные арки, за которыми дальше на запад помещались кельи, главный зал и кухни. К востоку, однако, места для помещений не оставалось: плиты фундамента пришлось утопить прямо в склон. Именно здесь, в постепенно сходившем на нет холодном темном подвале, разместились бочонки с порохом, до которых наконец добрался огонь.

В восьми тайниках ждали бочонки из обоза, доставленного испанцами в Адрадос вместо Сьюдад- Родриго. Большая часть их силы ушла в стороны, но и оставшегося хватило, чтобы поднять каменный пол дыбом: изумленным пушкарям показалось, что гаубицы взлетели над клуатром. Потом мраморные плиты раскололись, из-под них вырвались дым и огонь, и чудовищный грохот заполнил долину. Вспышка пламени была настолько сильной, что на секунду она затмила само солнце; в этот момент огненная стена раздалась вширь: полыхнул порох, приготовленный для гаубиц, и мраморный пол часовни вновь затрещал. Добавили мощи взрыву и саржевые мешки возле двенадцатифунтовиков: наблюдателям из долины показалось, что весь юго-восточный угол старинного здания растаял, как первый снег, в дыму и огне.

Харпер, тяжело дыша, остановился и оглянулся на дело своих рук, нервно стряхивая снег с мундира.

На башню выскочил лейтенант Гарри Прайс.

– Вы знали! – обвиняющее заявил он. – Почему же вы никому не сказали?

Шарп ухмыльнулся.

– Представь, что кого-то из вас поймали бы вчера в монастыре. Ты смог бы удержать язык за зубами?

Прайс пожал плечами:

– Могли бы сказать, когда мы вернулись.

– Я думал, небольшой сюрприз вас взбодрит.

– Боже! – простонал Прайс. – Я же беспокоился!

– Прости, Гарри.

Над монастырем клубился густой дым; пламя поутихло, уже не в силах найти себе пищу. Из развалин выползали обгоревшие люди в почерневших мундирах. Большая часть здания устояла, но лафеты всех пушек, кроме двух, не успевших занять позиции, были разбиты, а боезапас взорван. Монастырь больше не представлял для защитников замка серьезной угрозы.

Патрик Харпер стоял посреди двора, ухмыляясь и требуя обильного завтрака. Фузилеры и стрелки радостно вопили, потому что день их начался с очередной победы.

А в монастыре солнце, пробившись сквозь клубы дыма и пыли, сквозь разбитую кладку и горящие балки, коснулось отполированного куска гранита, восемь сотен лет не видевшего света дня.

Наступило воскресенье, 27 декабря 1812 года.