был преследуемым, а мы — преследователями. Мы страстно желали догнать его и наказать за измену.

На головокружительной скорости мы перескакивали через низкорослый кустарник, мы огибали большие валуны, мы скатывались по склонам крутых оврагов, но не теряли его из виду, смутный черный силуэт на фоне звездного неба. Медленно, медленно — да, да! — расстояние между нами начало сокращаться. Моя лошадка вырвалась вперед. Таинственный белый человек все скакал, вытянув шею, склонив голову, но ни разу не оглянулся. Ярд за ярдом мы нагоняли его. Когда мы наконец оказались совсем близко, Дулитл предупредил меня:

— Осторожнее, доктор! Револьверы наизготовку! Мы загнали его в угол! Как только поравняемся, он будет стрелять!

Но тут меня осенила важнейшая догадка. Я крикнул:

— Он не осмелится стрелять! Для этого он должен повернуться к нам. А он не может показать свое лицо! Иначе мы его узнаем!

Гонка продолжалась, мы приближались.

— Вот, сейчас, — крикнул я, — мы его схватим!

Однако не успел я наклониться вперед, чтобы схватить поводья лошади беглеца, как тот, не придерживая скакуна, не поворачивая головы, вытащил револьвер из-за пояса и, вскинув руку, выстрелил в нашу сторону наугад. Пуля просвистела мимо моего уха, никого не задев. Мы рассыпались в стороны, не снижая скорости. На выстрел мы не ответили, поскольку я предупредил своих товарищей, что врага желательно взять живым. Мы могли бы подстрелить его лошадь, но при этом рисковали задеть всадника, да к тому же мы были уверены, что вот-вот ссадим его. Это была большая ошибка.

Он чуть-чуть выиграл расстояние после выстрела, но мы вскоре снова его нагнали. И снова я сказал: «Вот сейчас мы его!..»

Минуту спустя нам пришлось резко остановиться перед плотным валом колючего кустарника, который, как было ясно с первого взгляда, был непроходим для наших усталых лошадей.

Беглец, несомненно, добрался до него чуть раньше, хотя его лошадь уже задыхалась. Он, должно быть, намеренно Направлялся сюда, потому что, добравшись до опушки зарослей, мгновенно соскользнул с седла и нырнул в гущу растительности, как пловец ныряет со скалы в воду.

— Теперь он наш! — торжествующе выкрикнул я. Коулбрук отозвался: «Наш!»

Мы поспешно спрыгнули наземь.

— Схватите его живым, если сможете! — попросил я, помня желание Хильды. — Давайте выясним, кто он, и пусть его судят как полагается и повесят в Булувайо! Он не заслуживает смерти солдата — ведь он убийца!

— Стой тут, — сказал Коулбрук, вручив поводья Дулитлу. — Доктор пойдет со мною. Густые кусты. Знает, как там лазать. Револьверы наготове!

Я тоже поручил свою гнедую Дулитлу. Он остался на опушке, придерживая трех взмыленных, тяжело дышащих лошадей, а мы с Коулбруком углубились, следом за беглецом, в чащу кустарника.

Такие заросли непроходимы, если идти в полный рост; но у корней они бывают прорезаны тропами, которые прокладывают дикие животные — обычно небольшого размера. Здесь они напоминали кроличьи ходы в гуще утесника и вереска, только шире — сквозь такие мог бы протиснуться даже зверь куда побольше лисы или барсука. Присев и согнув спины, мы могли, хотя и с трудом, пробраться по ним. Вскоре наш ход раздвоился. Коулбрук ощупал землю руками:

— Я определил след! — прошептал он через минуту. — Тот пошел сюда!

Мы продвинулись немного вперед, то ползком, то поднимаясь в тех местах, где между переплетом ветвей открывались просветы. След был нечеткий, звериные туннели извилисты. Я тоже время от времени ощупывал почву, но не мог сообразить, что у меня под пальцами;

мне было далеко до таких опытных разведчиков, как Коулбрук или Дулитл. Мы ввинчивались все глубже в лабиринт. Пару раз что-то поблизости от меня шелестело. Кто? Африканский муравьед[53], — животное, которое, скорее всего, проложило эти тропы, или Себастьян? Неужели даже сейчас он от нас ускользнет? А что, если он набросится на нас с ножом? Сумеем ли мы удержать его?

Когда мы были уже довольно далеко от опушки, до нас вдруг долетел отчаянный крик. Мы узнали голос Дулитла:

— Быстро! Бегом! Наружу! Он уйдет! Он сделал петлю и вернулся по своим следам!

Я сразу понял, как мы ошиблись. Мы оставили нашего товарища одного, с тремя лошадьми, которых он не мог бросить.

Коулбрук не сказал ни слова. Он был человеком действия. Мгновенно развернувшись, он побежал на четвереньках обратно по нашим собственным следам к тому просвету, через который мы входили.

Однако прежде, чем мы выбрались наружу, два выстрела прозвучали в той стороне, где находился бедняга Дулитл и лошади. Потом тишину разорвал пронзительный крик — так кричат раненые. Мы удвоили свои усилия, но уже понимали, что нас перехитрили.

Когда мы добрались до опушки, в слабом предутреннем свете мы сразу увидели, что произошло. Беглец, спасши свою жизнь, стремительно удалялся на моей собственной гнедой — не в ту сторону, где лежал Солсбери, но напрямик через вельд, в направлении Шимойо и португальских владений на побережье. Другие две лошади, перепуганные и оставшиеся без присмотра, мчались со всех ног по темной равнине. Дулитла заметить было труднее: он лежал в кустарнике.

Мы стали искать и нашли его, черную неподвижную массу на черной земле. Он был тяжело, даже опасно, ранен. Пуля пробила ему правый бок. Мы поспешили изловить двух наших лошадей, уложили раненого на одну из них, а лошадь беглеца повели в поводу, — она была измучена и еле дышала. Я забрал ее с собой как единственную доставшуюся нам улику против Себастьяна. Но Себастьян, если это был он, скрылся безнаказанно. Его намерения были мне достаточно ясны. Он сумел снова обставить нас и теперь наверняка направлялся к морю ближайшей дорогой, выдавая себя за поселенца, спасшегося от резни. Там он сядет на ближайший пароход до Англии или мыса Доброй Надежды, раз уж затея с мятежом провалилась.

Дулитл не видел лица предателя. Придя в себя, он рассказал, что тот выскочил из зарослей, выстрелил в него, схватил пони и умчался, безжалостно подгоняя лошадку. Он был высокий, худощавый и держался прямо — больше ничего раненый разведчик не мог поведать о том, кто напал на него. И этого было недостаточно, чтобы указать на Себастьяна…

Опасность миновала. Мы поехали обратно в Солсбери. Когда я переступил порог комнаты, где ждала меня Хильда, ее первые слова были:

— Ну что ж, он выскользнул из вашей ловушки!

— Да, увы. Откуда ты знаешь?

— Я прочла это по твоей походке. Но догадывалась еще раньше. Он очень изобретателен, а ты был слишком самоуверен…