воспитание не позволяет мне вдаваться в скабрезные подробности, однако позволю себе заметить, что бордели и стриптиз–клубы района Св. Павла, которые появились еще со времен трехмачтовых клиперов, открывали глаза всем тем, кто наивно полагал, что для удовлетворения сексуальных потребностей человека не нужно никаких механических приспособлений — был бы партнер.
После того как Тони и «The Jets» показали ливерпульским первопроходцам стриптиз–клуб Salome, бар для трансвеститов Roxy, шокирующую «Улицу Витрин» и прочие местные достопримечательности, от «The Seniors» (которые временно играли в другом клубе) о них тут же узнали «Rory Storm and the Hurricanes», а затем и «The Beatles». Всем традиционно немецким блюдам и напиткам, которые предлагали в местных кафе: сардельки (Wurst), вареную кукурузу (Кот) и яблочные пироги, — ливерпульцы предпочитали кукурузные хлопья с молоком (Cornflakes mit Milch) в одной из закусочных на Гроссе Фрайхайт, Как и Сторм, Шеридан был большим поклонником плавания, поэтому оба частенько ездили на пляж Timmendorf Beach на Северном море.
Кошмидеру пришлись по нраву выступления «Rory Storm and the Hurricanes»', неудивительно, что их гонорары превышали гонорары «The Seniors» и «The Beatles», вместе взятых. Что касается жилья, то и здесь Сторм и его команда находились в привилегированном положении по сравнению с другими мерсисайдскими коллективами: их заработков хватало на то, чтобы поселиться в британской Морской миссии, где даже было что–то вроде ленча с жареной картошкой и чаем, — в отличие от «The Seniors», которые поселились в двух грязных комнатушках; пятерым ребятам из «The Beatles» пришлось довольствоваться мрачной каморкой в кинотеатре рядом с туалетами. «The Beatles», которые довольно саркастически отзывались о более удачливых «Rory Storm and the Hurricanes» (последние даже поговаривали о том, чтобы записать пластинку в Германии), абсолютно равнодушно относились к «маленькому уродцу со светлой прядью в волосах», как окрестил Ринго Джордж Харрисон — тот самый гитарист, которого не взяли «The Texans», так как он был для них слишком мал. Как–то раз Рори столкнулся с открытой неприязнью Джона Леннона, когда не дал ему в долг обещанную сумму денег на покупку гитары, которую Джон увидел на витрине одного из гамбургских магазинов. Как бы то ни было, постепенно между двумя группами складывались теплые отношения — «The Hurricanes» оказались гораздо более дружелюбными, чем высокомерные «The Seniors».
Трое битлов — Харрисон, Леннон и, конечно же, Пол Маккартни — явились по первому зову, когда «The Hurricanes» собрались в студии и всего за два дня (свободные от работы в Kaiserkeller) записали пластинку: три баллады Уолли; на каждую из них потребовалось не больше одного дубля. Это историческое событие произошло в маленькой Akustik Studio в Гамбург; если дверь в студию была приоткрыта, то туда долетал шум от расположенной неподалеку железнодорожной станции. Эймонд, которому заплатили Сторм и Алан Уильяме, спел «Fever» и «September Song» Курта Уэйла — в духе Джонни Рэя 1959 года — под аккомпанемент «The Hurricanes» и «Summertime» с участием Ринго и «The Beatles». Амбициозный Сторм, который сам не принимал в этом активного участия, заявил, что запись была чисто экспериментальной — чтобы поразвлечь ребят и потешить самолюбие очкастого Уолли.
Хотя Старр тоже не был особо привлекательным, его беззлобный юмор и огромные печальные глаза пробуждали в фрейлейн с соседнего Рипербана по отношению к нему почти материнский инстинкт, чего не мог добиться даже Уолли, который заливался соловьем. Одна из девиц весь вечер влюбленно таращилась на барабанщика, и, когда ее эмоции перехлестнули через край, она бросилась на сцену, и ее пришлось насильно выводить из клуба; даже на улице она продолжала вопить «Ринго! Ринго!».
Властителями дамских сердец были, конечно, «The Beatles», а в особенности Пит Бест, хотя что касается Ринго, то он утверждал, что еще год назад они не входили в число ведущих ливерпульских команд, которые относились к «The Beatles» не иначе как к «сброду из Jacaranda». Только после того, как Ринго увидел, как Харрисон объяснял одному из битлов, Стюарту Сатклиффу, простейшие рок–н-ролльные приемы на новенькой бас–гитаре, он понял, что группу взял под свое крыло Алан Уильяме.
Все пятеро битлов закончили среднюю школу. Закончив шестой класс, Пол Маккартни вот–вот должен был получить аттестат зрелости с отличными оценками, в то время как Джон Леннон и его лучший друг Стюарт Сатклифф фактически забросили художественный колледж ради того, чтобы поехать в Гамбург, а Пит Бест распрощался с карьерой преподавателя. Стюарт, Пол и Джон то вставляли в свою речь странные длинные слова и имена вроде Керуак и Кьеркегард, то переходили на нецензурную брань. Однажды они увлеклись синтезом рок–музыки и поэзии барда Ройстона Эллиса, который писал в жанре верлибр; впоследствии он как–то сказал о «The Beatles», что они «входили в лучшую часть английской богемы того времени, чего нельзя было сказать о большинстве молодых северян; они многого добились благодаря своей милой эксцентричности». Эллис был поражен тем, что они «даже не знали, что можно «улететь» от бензедрина, который содержался в карманных ингаляторах»; впрочем, ребята быстро восполнили этот пробел в своих знаниях.
Частично из–за их претензии на «артистизм» и частично из–за того, что Леннон и Маккартни воображали себя композиторами, «серьезные» музыканты вроде Джонни Хатчинсона называли «The Beatles» «непрофессиональными позерами». Однако всякий раз, когда им требовался барабанщик, Хатчинсон предлагал свои услуги. Однажды это произошло, когда один из лучших предшественников Пита Беста, Томми Мур, с огромным опозданием приехал на прослушивание у Ларри Парнса в Corinthian. Вскоре группа уже отправилась на девятидневные гастроли по Шотландии в качестве команды, аккомпанировавшей Джонни Джентлу, несмотря на то что тур–менеджер постоянно высказывался по поводу неряшливого внешнего вида. Кое–кто из окружения Силлы Уайт утверждал, что она «терпеть их на могла»: «По–моему, они были слишком грязными, неопрятными. Одевались они ужасно — все эти дурацкие мотоциклетные куртки с заклепками. Я не хотела иметь с ними ничего общего».
Хуже всего было то, что «The Beatles» даже понятия не имели о том, насколько они ужасны. Наоборот, ребята этим бравировали.
— Проходило довольно много времени, прежде чем они начинали играть какую–нибудь вещь, — вспоминал Кейт Хартли, молодой ливерпульский барабанщик, — на сцене они только и делали, что дурачились.
Сатклифф еле–еле справлялся с простейшей басовой партией, а у Маккартни, по словам Силлы, «…так часто рвались струны, что те, кто стоял в первом ряду перед сценой, боялись, как бы им не выкололо глаз».
Работая в Top Ten, «The Beatles» многому научились от Тони по кличке Учитель, и, когда они выходили на скрипучую сцену Keiserkeller, никто не мог точно сказать, когда они начнут играть, пока ребята болтали ногами, сидя на усилителях, и лениво курили или, под воздействием принятых стимуляторов, перекидывались бесконечными остротами, разыгрывали шутовские сценки и откалывали номера похлеще, чем у Рори.
Номер мог закончиться так же резко, как начался, если ребята путали местами куплеты или забывали слова, зато хиты вроде «Whole Lotta Shakin…» могли длиться более получаса. В это время Пол мог спокойно отставить в сторонку свой инструмент и присоединялся к танцующим, которые неистово хлопали в такт тому, что «The Beatles» называли «шоу Пита»: Бест бил по хай–хэту, малому барабану и бас–барабану в одном и том же ритме в размере четыре четверти, припев за припевом, наслаждаясь восторженными воплями публики. Все это продолжалось до тех пор, пока не вмешивалась гитара, и малый барабан возвращался к своим обычном ударам на слабую долю, хай–хэт — к восьми «восьмушкам» в такте, тогда как бас–барабан продолжал отстукивать четыре четверти, не возвращаясь к стандартному рок–н-ролльному «он–биту» на сильную долю.
Хотя у «The Beatles» никогда не было одного ярко выраженного фронтмена вроде Сторма или Шеридана, главный акцент они делали на пение, где был представлен широкий диапазон
