клуб, получивший название «Blue Angel».

Опоздание барабанщика лишь усугубило ощущение собственной неадекватности в душах членов Silver Beatles. Они с завистью наблюдали за тем, как их конкуренты, вместе с ними приглашенные Алланом на прослушивание, расставляли отделанные перламутром барабаны и сверкающие цимбалы, настраивали свои «Stratocasters» и стряхивали с костюмов несуществующую пыль. От всего этого веяло настоящим профессионализмом. Несмотря на подбадривание со стороны Уильямса, Silver Beatles сознавали, что являются наименее вероятными претендентами на победу. В углу, где расположились Derry Wilkie And The Seniors, Хоуи Кэйси настраивал блестящий серебристый саксофон под мурлыкающие звуки двухрядного органа «Hammond». В другом углу непринужденно болтали Gerry And The Peacemakers. На лацканах их пиджаков красовались значки с монограммой «GP». Здесь же присутствовал Рори Сторм, Адонис с покрытыми слоем лака светлыми волосами, звезда Мерсисайда. Он и его Hurricanes в скором времени должны были начать регулярно выступать в «Butlin's» за 25 фунтов в неделю на каждого — неплохой гонорар с учетом того, что 500 фунтов в год считались хорошей зарплатой для молодого исполнителя.

Так как миссис Келли отказалась отдать Джорджу серебристо–серые портьеры с окон своего дома для изготовления сценических костюмов Silver Beatles, они выступали перед Ларри Парнесом в черных рубашках, джинсах и парусиновых туфлях. Они играли исключительно инструментальные вещи, сопровождая их нетрадиционными танцевальными па, и хотя бы этим выгодно отличались от других. «Silver Beatles — очень хорошо», — записал Парнес в своем блокноте. Он вспомнил, как незадолго до этого в «Bradford Gaumont» Марти Уайлд — в качестве эксперимента — вышел на сцену с Wildcats, игравшими с ним еще в ту пору, когда он был Рэгом Смитом, а не с сессионными музыкантами, которых ему навязывала его звукозаписывающая компания. «Рок–н-ролл должны играть юнцы», — сказал он тогда. За исключением барабанщика, Silver Beatles отвечали этому критерию. Кроме того, в их составе не было чистого вокалиста.

14 мая в «Lathom Hall», обветшалом особняке викторианской эпохи, в Сифорте состоялось их первое настоящее полупрофессиональное выступление. Менее чем через неделю группа выехала в восьмидневный тур по Шотландии, начинавшийся в Аллоа. Они должны были аккомпанировать не Билли Фьюэри, а некоему типу с квадратной челюстью, которому Ларри Парнес присвоил псевдоним Джонни Джентл. Трое самых молодых членов Silver Beatles также взяли себе сценические имена — Джордж превратился в «Карла» (в честь Карла Перкинса), Стюарт — в «де Сталь», Пол — в «Рамона». Чтобы отправиться в тур, Джон и Стюарт под надуманными предлогами отпросились в колледже, как и Пол в школе. Томми пришлось взять отпуск на работе. Что же касается Джорджа, тот просто взял и уволился из «Bladder's».

Перед выступлением в «Alloa Town Hall» у них оставалось время только для очень короткой репетиции. Они исполнили несколько стандартных рок–н-ролльных номеров и четыре простеньких сингла Джентла, включая четырехаккордную балладу «Wendy». Silver Beatles не очень нравилась подобная музыка, но, что бы они ни думали о Джонни Джентле, тот был очень доволен своими музыкантами, особенно Джорджем, о чем не замедлил сообщить Парнесу. Существует легенда, будто он подарил Джорджу рубашку Эдди Кокрэна.

После Аллоа тур продолжился вдоль северо–восточного побережья с его туманами и унылыми ландшафтами. В убогих гостиницах, где Silver Beatles останавливались на ночлег, Леннон сам распределял, кто где будет спать, выбирая себе самое лучшее место. Добродушный Томми и покладистый Стюарт обычно спали на полу, если кроватей не хватало на всех.

Стюарт и Томми также стали главными мишенями для нападок, когда эйфория по поводу того, что они стали «профессионалами», сменилась горьким похмельем, наступившим вследствие уменьшения гонорара, составлявшего 18 фунтов на человека за неделю работы. Все реже звучавшие шутки Джона, Пола и Джорджа, обращенные к Стюарту и Томми, неожиданно приобрели злобный характер.

В какой–то мере это помогало скоротать время в промежутках между выступлениями на шотландских площадках, где прежние появления Джентла в «Drumbeat» гарантировали участие местных звезд вроде Алекса Харви, «шотландского Томми Стила», как его называли. В самом северном пункте тура, «Fraserburgh Town Hall», Myp сидел за ударной установкой с перевязанной головой, несколько зубов были выбиты. Он оказался единственной жертвой инцидента, когда их автофургон утром того же дня врезался в стоявший на обочине «Форд». Когда члены группы с местным менеджером незадолго до начала концерта пришли к Томми в больницу, он находился в полубессознательном состоянии.

У Ларри Парнеса был девиз: «Заботься о деньгах, а ребята могут позаботиться о себе сами». Еще до того, как они вернулись в Ливерпуль после завершения тура, Томми Мур, у которого осталось всего 2 фунта, понял, что с него хватит Silver Beatles. И всех преследовала та же мысль.

«В Германии завершалась эра джаза, — вспоминал Дэйв Ди, — его постепенно вытеснял американский рок–н-ролл. Приглашать звезд из США обходилось бы немцам чрезвычайно дорого, зато под боком у них англичане копировали американцев, и это получалось у них весьма неплохо. Английские группы приезжали в Германию на два–три месяца и играли за двадцать фунтов в неделю».

В самой Британии джаз все еще пользовался большой популярностью, и для человека с улицы его олицетворением являлись Экер Билк в котелке с кларнетом «Somerset» и «старики», брюзжавшие, когда, играя трэд (разновидность джаза), бэнды отклонялись от новоорлеанского стандарта и использовали усилители. Рэй Макфолл, владелец клуба «Cavern», остававшегося главным оплотом джаза в Ливерпуле, урезывал гонорары тем группам, которые осмеливались осквернять священные, покрытые плесенью стены его заведения рок–н-ролльными номерами. Неудивительно, что в условиях засилья трэда, когда многие британцы относились к классическому року как к «мальчишеской» музыке, Dave Dee Bostons и другие группы, хранившие верность рок–н-роллу, охотно принимали приглашения из–за границы.

Одним из первых западногерманских импресарио, обративших взор за Северное море, был бывший цирковой клоун по имени Бруно Кошмидер. Весной 1960 года он приехал с переводчиком в Лондон и разыскал в Сохо бар «21's», который, по уверениям моряков, посещавших его клубы в Гамбурге, являлся обителью британской поп–музыки. Там Кошмидер навербовал множество безработных музыкантов и отправил их в качестве подкрепления к Jets на шаткую сцену ночного клуба «Keiserkeller», находившегося на улице Ди Гроссе Фрайхайт, главной магистрали района Рипербан, слывшего европейской столицей порока. На голландской границе возникла небольшая задержка, связанная с отсутствием разрешений на работу, но Бруно с его хваткой удалось довольно быстро устранить эту помеху.

Хотя номинальным лидером Jets считался пианист Дэл Уорд, центральной фигурой группы являлся поющий гитарист Тони Шеридан, промелькнувший яркой кометой в «Oh Boy!», чтобы затем уйти в тень — главным образом, по собственной вине. Тем не менее пагубные пристрастия двадцатилетнего Шеридана никак не отражались на его исполнительском мастерстве. Его стремление доставить удовольствие прежде всего себе, а не публике, создавало удивительный эффект, редко наблюдавшийся в мире британской поп–музыки до 1960 года. Выходя на сцену, он полностью отдавался во власть музыкальной стихии. Тони и Jets на протяжении непродолжительного периода времени пользовались огромным успехом у тех, для кого личности музыкантов имели меньшее значение по сравнению с их пьяными дебошами и любовными похождениями.

Конкуренты Кошмидера с завистью поглядывали на его приобретение, и очень скоро Тони и его товарищи перешли в «Тор Теп», более новый и вместительный ночной клуб, где телохранители менеджера защищали их от возможных репрессий за уход из «Keiserkeller».

Придя в себя после столь чувствительной потери, Бруно вновь отправился в Лондон, чтобы найти новых британских музыкантов, способных вернуть его постоянных посетителей, последовавших за Шериданом в «Тор Теп». За одним из столов «21's», имевших форму почки, он и Аллан Уильямс пришли к