— Извольте, дон Рамон, — он изящно взмахнул рукой, — небесный экипаж готов.
Снизу снова грохнуло, пол под ногами конкистадоров заходил ходуном. В дыре на миг показалась морщинистая бугристая голова. Ромка ударил копьем как дубиной, но не попал. Древко стукнулось о край, завибрировало в ладонях и, вырвавшись, исчезло в отверстии. Рев и новая волна зловония стали благодарностью за этот нежданный подарок.
— Вот с… — пробормотал Ромка по-русски, поплевывая на зудящие ладони, и громко добавил по- испански: — Давайте уже улетать.
— Конечно, дон Рамон, только теперь мне понадобится ваша помощь. Беритесь за этот конец. Нам надо поднять его на крышу.
Они уцепились за громоздкую, но легкую конструкцию и без особых усилий забросили ее на крышу алтарной комнаты.
— Теперь что? — спросил Ромка.
— Залезаем наверх и цепляемся. Вы похудее, давайте вперед, а я потяжелее — буду килем.
Они забрались на крышу и, приподняв аппарат, просунули руки в ременные петли.
— Э… Стойте! — закричал Ромка.
— Что такое? — спросил флорентиец.
Ромка помолчал секунду, набираясь смелости, и выпалил:
— Не хочу вас обидеть, но мне будет спокойней, если вы займете место впереди.
Флорентиец посмотрел на него искоса, осуждающе кривя рот, но ничего не сказал. Снизу бухнуло, большой кусок пола затрещал и осыпался вниз.
— А дальше что?! — спросил Ромка.
— Наверное, надо прыгнуть вверх и вперед, — несмело предложил итальянец. — Вот и ветерок с озера как раз.
— Не надо верх и вперед, надо либо по ветру, либо против. Куда?
— Не знаю. — Итальянец растерянно огляделся. Со всех сторон поблескивали острые наконечники. — Наверное, против.
— Учтите, если ошибетесь, мы приземлимся в аккурат брюхом на колья, — проговорил Ромка, напряженно ища и не находя прорехи в ограде.
В дыре показалась бугристая голова. Уперлась подбородком в обломки камней и завозилась, поднимая тучи пыли от раскрошенного раствора. В сером облаке появились влажные кольца длинного тела. Защелкала широкая пасть, заметался по полу зеленый язык. Развернулись за ушами розовые, прозрачные под солнцем крылышки, обнажая пульсирующие сосуды в перепонках. Уцепились за край провала маленькие — не поймешь, не то лапы, не то плавники — конечности. Демон выбрался из преисподней и замер перед остолбеневшими конкистадорами, явно собираясь напасть.
— Прыгаем вперед! — заорал Ромка.
— Но там же чудище, — пролепетал флорентиец, указывая головой на собравшегося для прыжка гада.
— Вперед! — снова заорал Ромка и толкнул итальянца коленом. Хотел под ягодицу, но передумал — мало ли что подумает — и взял ниже. В бедро. Тот вздрогнул и побежал. Молодой человек припустил следом.
Сильно толкнувшись от края, флорентиец прыгнул вперед и вверх. Ромка сиганул следом. Ветер пузырем надул кое-как закрепленное полотнище, жгуты затрещали, рама завибрировала. Аппарат взлетел и… Потащил их в обратную сторону. Вверх и назад.
Змей прыгнул вслед. Волна зловония обдала молодого человека. Челюсть чудища клацнула там, где только что были стертые подошвы его сапог. Змей с грохотом обрушился на крышу алтарной комнаты и с места, не сжимаясь в кольца, прыгнул снова. Ромка видел приближающуюся оскаленную пасть, но что он мог сделать, болтаясь в веревочных петлях? Чтобы не видеть ужаса приближающейся смерти, он зажмурился.
Треск и визг заставил его снова открыть глаза. Их аппарат не только все еще держался на крыле, но и стремительно уносил их от змея, который бился и корчился на кольях ограды. А истошные вопли флорентийца звучали как музыка.
В провале с рваными краями, зиявшем на том месте, где совсем недавно был аккуратный квадратный люк, показалась другая голова с кожаными мешочками за ушами. Размером она была раза в два больше первой и протиснулась в отверстие с трудом. Ловко извернувшись, упала щекой на камни, тут же приняла горизонтальное положение и заскользила вперед, подтягивая тело. Немигающие, затянутые мутной пленкой глаза на шишковатой морде обшаривали каменный квадрат с блестящим частоколом по верху. Чувствительные точки на конце снующего в пасти языка улавливали множество непривычных запахов и вкусов, надеясь учуять в воздухе мельчайшие частицы крови, пота и страха. Терморецепторы на морде улавливали малейшие изменения температуры. Разозленный и голодный змей в любой момент был готов броситься на добычу, но добычи не было. Куда же она могла деться?
Скользнув за угол покосившегося домика, василиск углядел черную ленту, внахлест перекинутую через забор. Ни на секунду не замедляя движения, он проскользнул по подрагивающему в предсмертных судорогах телу соплеменника и устремился по уступчатой стене пирамиды вниз. В озеро! К еде и свободе!!!
Четырехчасовое сидение давало о себе знать ломотой в спине и тяжестью в согнутых коленях. А до заката еще примерно столько же. Мирослав закрыл глаза, откинул голову и последовательно напряг и расслабил все мышцы, разгоняя по ним кровь. Закончив с упражнением, секрет которого рассказал ему один мастер меча из империи за Великой стеной, воин вернулся к наблюдению.
Полузатопленный, полусожженный город открывался как на ладони. Истапаланские бедняки, на лачуги которых пришелся основной удар учиненного мешиками потопа, копались в развалинах, извлекая из нанесенного ила какие-то тряпки и чудом уцелевшие кувшины. Слуги отмывали добротные особняки знати, устоявшие, но совершенно опустошенные мутными потоками. Больше всего людей копошилось у крепости, в центре которой возвышался дворец касика. Кажется, он почти не пострадал — только мусор от стен сгрести обратно в канал, и будет новее прежнего.
А что там в окнах? Вроде трапезничают. Желудок Мирослава, в котором со вчерашнего ужина не было маковой росинки, отозвался заливистой трелью. Воин нежно погладил его ладонью, но это не помогло, тем более что во дворец понесли новую перемену блюд. Да не просто так, на серебре, а с приправами и кореньями ароматными. И вина понесли ведро. Вот же нехристи поганые. Хотя вон, московские бояре хоть и крещеные, а курочкой с белыми хлебами да бражкой тож не брезгуют, когда у сиромах[40], без кола и двора, оставшихся после очередного пожара, животы под ребра подводит.
А это кто на трапезу прибыл? Очень интересно. Мирослав всмотрелся. Далековато, но даже без оптической трубы вполне различимы характерно круглые бока мешикской знати, прикрытые дорогими одеждами.
Эти-то поболе всех знают, что тут случилось, подумалось Мирославу — и рука сама потянулась к кинжалу. Сейчас бы сползти по нетолстому древесному стволу, под прикрытием кустов добежать до мостков, ведущих к построенным на воде кварталам, затаиться у опор — и когда посланцы Куаутемока рассядутся по лодкам…
Помыслы у Мирослава с делом надолго не расходились. Он ухватился за ветку и легко соскочил на землю. Похлопал руками по бокам, проверяя, не вывалится ли что на бегу, — и заскользил между кустами к берегу. Через пару сотен шагов он вышел к широкой мощеной дороге, кольцом охватывающей город и сбегающей к озеру. Наверное, она служила для переноски грузов, не проходящих по узким улочкам. Минуя каменоломню, где из глубин доносился стук молотков, и городскую свалку, над которой с пронзительными криками роились жирные, похожие на чаек птицы, дорога упиралась в грузовой причал. С виду пустой, но вряд ли оставленный совсем без присмотра. Просто караульные попрятались от жары. И в каменоломнях наверняка стража есть. Как ни крути, а путь у него один, через помойку, да и то саженей двести придется преодолевать по открытому месту. Можно, конечно, попробовать обойти город или дождаться темноты, но
