шторм, двинулись к входу в храм. Итальянец длинно и замысловато выругался. Ромка выбрал из связки копий одно покороче и поухватистей и демонстративно опробовал наконечник о подушечку большого пальца.

— Хорошо хоть лестницу убрали, — сказал он.

— Вряд ли это очень хорошо. Скорее всего, жрецы заметят ее отсутствие, — ответил флорентиец.

— Да и пусть замечают, сюда им без нее все равно не залезть.

— Они могут сплавать за новой.

— Тогда им придется отрядить за ней некоторое количество гребцов, да и лодку поискать поболе, в обычную лестница нужной длины не влезет. Пока они плавают, мы тут можем. — Ромка красноречиво взмахнул копьем. — Может, сейчас спустимся да и встретим их в дверях? Жрецы не бойцы, не выстоят. А там и до лодки недалеко.

— Поздно. Они войдут в храм раньше, чем мы слезем. А в узком пространстве с этими копьями не развернуться.

— И то верно. — Ромка распластался на полу, свесив голову в квадратный люк.

Итальянец последовал его примеру. Затаив дыхание, наблюдали они, как в лучах света, проникающих в си через низенькую дверь, заколыхалась сначала тень штандарта, потом неестественно вытянутые фигуры жрецов, а следом появились и сами жрецы.

Не сговариваясь, конкистадоры отпрянули от люка и превратились в слух. Пение затихло, и стали слышны шорох и постукивание. Наверное, жрецы готовились к какому-то ритуалу.

— Скинуть бы им туда бочку пороха с фитилем покороче, — прошептал Ромка.

Флорентиец приложил палец к губам. Словно в ответ на его жест внизу что-то грохнуло и покатилось. Жрецы загомонили все разом, запричитали. Конкистадоры поняли, что их присутствие не осталось незамеченным.

Поплевывая на тонкие пальцы, Куаутемок одну за другой перелистывал страницы очередной книги, оставленной испанцами во время бегства в «Ночь печали». Поучаемый единственным оставленным в живых teule, правитель Мешико научился довольно бегло читать на языке пришельцев. И с каждым прочитанным словом причины их несокрушимости виделись ему все отчетливее.

Восемьсот лет назад страну, где жили teules, заполонили пришельцы с юга, называемые маврами, которые прибыли на Иберийский полуостров через пролив, называемый Гибралтар. Они захватили все крупные города, убили короля Родерика, а затем хлынули через горы Пиренеи в земли франков. Только северное и северо-западное побережье, защищенное горными бастионами, осталось независимым.

Но власть мусульман, так тоже иногда называли пришельцев, была слаба. Их главные города остались далеко, и поэтому, стоило им чуть ослабнуть, страна тут же распалась на мелкие провинции. На страницах то и дело мелькали названия Кордова, Севилья, Гранада, Валенсия, Толедо, Бадахос, Сарагоса, которые в то или иное время считались отдельными государствами. Границами служили горы, долины, реки или берега большой воды.

Основой владычества мавров служили арабская кавалерия и религиозный фанатизм. На своих страшных конях — Куаутемок вгляделся в картинку, на которой всадники в островерхих шлемах с кривыми саблями летели с горы на беззащитный город в зеленой долине, — они несли смерть и слово Пророка. И teules пришлось скрываться от них в горах, где они возводили целые города, обнесенные высокими стенами. Но не только смерть и веру принесли с собой завоеватели. Развитие ирригации сделало засушливые земли пригодными для сельского хозяйства. Поощрялось образование, росла грамотность городского населения, процветали музыка, поэзия, искусства и науки, в особенности математика.

Вождь Мешико хлопнул кулаком по раскрытой ладони. Ведь точно так же поступил и его народ, когда пришел в эти земли. Не только смерть принес он с собой, но и мудрость, но неблагодарные местные жители не смогли оценить их даров. Неужели teules, которые в книге назывались испанцами, поступили так же? Он снова углубился в чтение.

Притягательная сила цветущих долин, так хорошо обработанных завоевателями, заставляла христиан (еще одно название teules, наверное) спускаться вниз с мрачных горных вершин. В случае успеха испанцы ненадолго закреплялись на равнинах и сами возделывали землю и собирали урожай, но не могли защититься от молниеносных контратак арабской конницы. Только после того, как захватчики были отброшены за реку Дуэро, появилась возможность воздвигнуть вдоль этого естественного барьера надежные оборонительные укрепления. Это произошло через полтора столетия эпизодических, незначительных сражений. Затем должно было миновать еще шестьсот лет, прежде чем испанцам удалось выйти к реке Тахо.

Другие вожди тех земель могли снаряжать дальние походы за добычей и рабами, их называли крестовыми, о них Куаутемок читал в другой книге. Испанцы же, отрезанные от остальных земель барьером высоких заснеженных гор Пиренеев, всегда стояли перед лицом внутреннего крестового похода. Их воинским кличем было: «Крест и святой Иаков».

Всякий мужчина, притязавший на сколько-нибудь знатное происхождение, рассматривал себя исключительно как бойца. Война была его долгом, его работой, его жизнью, неотъемлемой частью его веры в течение восьми столетий. Воинский дух, силу и деяния teules воспевали в стихах менестрели и барды. Судя по приведенным в книге отрывкам из сказаний, рыцари воевали не только с маврами, но и с многочисленными чудовищами, населявшими окрестные горы. Рисунки пестрели прекрасными женщинами в строгих одеяниях, крылатыми змееподобными тварями, из ноздрей которых вырывался огонь, и рыцарями с длинными копьями, неустрашимо бросающимися на них в атаку. На некоторых картинах были изображены пиры над поверженным змеем и свадьбы рыцарей со спасенными женщинами. Во многих случаях маленькие сгорбленные люди вручали закованным в броню победителям корону, символ власти над землями, или символические ключи от города. Некоторые снова отправлялись в походы за новыми подвигами, а прекрасные женщины махали им из окон белоснежными кружевными платками.

Куаутемок со стуком захлопнул книгу. После уничтожения чудовищ и изгнания мавров за пролив этим закаленным в боях героям просто нечем было заняться. Тогда, подняв косые латинские паруса, позволяющие идти почти против ветра, отправились они по большой воде на поиски новых земель. Значит, в воинских успехах teules не так много таинственного. Не в силе богов дело, но в выучке, дисциплине и привычке к постоянной войне. Но разве от этого легче?