Ромка проснулся сразу, будто что-то кольнуло. Если бы не солнце, медленно появляющееся над верхним краем стены, он мог бы подумать, что вообще не спал. Просто сомкнул глаза и снова открыл. В окружающем мире что-то было неладно. Он нашарил взглядом флорентийца, присевшего у одного из боковых столбов, и поразился неживой напряженности его позы.

— Синьор Лоренцо, что-то случилось? — спросил он, протирая глаза тыльной стороной не очень чистой ладони.

— Мешики плывут сюда. Проспали мы, — сухо и делово ответил его спутник. От его вчерашней слезливости не осталось и следа, рядом с молодым человеком был воин, сильный и отважный.

— Много? — спросил Ромка, вставая с импровизированной кровати.

— Две полные лодки. Набились так, что вода через борта перехлестывает.

— Да, действительно, дюжины три, — прикинул Ромка, заглядывая за край. — Аркебуз нет, жаль, а то перестреляли бы их, как курей.

— Раз нет, и сожалеть не о чем. Как думаете, удастся отсидеться?

— Думаю, вполне. В храме мы сильно не напаскудили, лестницу наверх утянули. Может, даже и не заметят?

— Дай бог. — Итальянец мелко перекрестился и поцеловал выуженное из-под лохмотьев деревянное распятие.

Ромка тоже благочестиво опустил очи долу, хотя ни в каких богов особо не верил. Посидел так несколько минут, перебрался к одному из толстых изогнутых прутов и расположился так, чтобы его голова не маячила на фоне стремительно голубеющего неба. Дон Лоренцо последовал его благоразумному примеру.

Первая лодка скрылась за высоким берегом, наверное, у причала, до которого конкистадоры вчера так и не добрались. За ней исчезла и вторая, а через небольшое время из-за косогора появились люди. Десяток человек в блестящих хламидах до пят медленно вели за собой одного, грязного и изможденного, в остатках испанской одежды. Лица с такого расстояния было не рассмотреть, но на фоне заляпанной кровью белой рубахи отчетливо выделялась окладистая рыжая борода.

Ромка вскочил на ноги, снова сел и снова вскочил. Флорентиец потянул его за руку и зашипел что-то успокаивающе-злобное: мол, и ему не поможем, и себя выдадим. Молодой человек снова пригнулся. Жрецы подвели несчастного к яме с высоким конусообразным камнем рядом. Двое самых крупных накинули на руки испанца толстые канаты и натянули. Остальные отошли подальше и, выстроившись в круг, затянули медленную, заунывную песню с горловыми руладами и стали притопывать ногами, прихлопывать в ладоши, все убыстряя ритм. Потом каждый сделал едва заметный шаг, и круг немного сдвинулся вправо. Следующий шаг оказался чуть пошире, и круг сдвинулся уже заметнее и пошел не останавливаясь. Песня птицей рванула ввысь на высоких нотах, хлопки сплелись в непрерывное стаккато.

Наблюдая за этим мрачным хороводом, Ромка и не заметил, как еще одна группа жрецов выволокла из-под горы и бросила на колени индейца, в котором по остаткам облачения можно было узнать гордого сына Талашкалы. Он не сопротивлялся, только мотал головой, как бычок-малолеток. Наверное, его чем-то опоили. Жрецы у ямы голосили все громче, забираясь в такие высоты, что им могли бы позавидовать и лучшие канторы итальянской оперы. Они уже даже не пели, а визжали, подпрыгивая и хлопая в ладоши совершенно вразнобой. С их губ клочьями летела кровавая пена, тела выгибались самым немыслимым образом, а движения были дергаными и рваными. Казалось, еще немного, и головы их не выдержат и разлетятся фонтанами брызг.

Но в тот самый момент, когда силы почти оставили жрецов, им пришел ответ. Основание острова колыхнулось, и из его темных недр донесся трубный рев, постепенно переходя в давящий на уши визг, такой же, как издавали жрецы, только во сто крат громче. Как если бы боевой горн повторил мелодию детской свистульки. Из ямы под ногами пленного испанца вырвался фонтан темной воды. В нем что-то мелькнуло, послышался и тут же оборвался дикий крик. Все затихло.

Жрецы, что держали веревки, поплевывали на ладони и обтирали их о хламиды, остальные лежали вкруг, попадав, кто где стоял. Нутро острова еще раз содрогнулось, сыто рыгнуло и затихло.

— Гаду подземному скормили, ироды, — по-русски прошептал Ромка и облизнул побелевшие губы.

Флорентиец искоса глянул на него черным вороньим глазом и покачал головой.

— Да вы испанец ли, сеньор Рамон? — спросил он по-русски, скругляя звуки на южный манер.

— Истинный, — ответил Ромка, спохватившись.

— Странный выговор у вас. Что-то похожее я слышал в Кракове, что на берегу Дуная. Столице государства Ягеллонов.

— Матка боска, пся крев. — так ругались люди, приходившие из верховьев Дуная. Мой отец часто вел с ними дела.

— А кто ваш отец?

— Дон Гонсало де Вилья, он. Кажется, он умер, — ответил Ромка осторожно. Ему не очень-то хотелось откровенничать перед этим человеком. Дон Лоренцо был умен, памятлив и знал гораздо больше, чем хотел показать.

— Кажется?!

— Да, он отбыл в эти края и затерялся. А я как раз и отправился в Эспаньолу — на Кубу, а после и на континент, чтобы узнать о его судьбе. Но, увы, тайна сия так и осталась для меня за семью печатями.

— Мне кажется, я помню это имя. Я тогда был в Венеции, и дон Гонсало тоже. Кажется, с его семьей что-то случилось, и его обуял жар. Потом, когда стало полегче, он схватил рапиру, выскочил на улицу и начал колоть народ направо и налево. Восьмерых успел на тот свет отправить, прежде чем его скрутили. Так он вырвался, стал убегать и упал в канал. Чуть не утоп, но вылез, где-то далеко за городом. Говорят, всю ночь в поле сидел и волком выл на луну. Окрестные селяне даже стали для него точить осиновый кол, но там опять какая-то драка вышла. В итоге он пропал. В Новую Испанию, значит, подался? Интересно. А вы, стало быть, его сын? Так что ж тогда с вами и вашей матушкой произошло?

— Смотрите, они повели на расправу индейца, — попытался Ромка отвлечь итальянца от опасной темы.

— Да, жаль их. Как говорится, не дай Бог легкой жизни, дай легкой смерти. А для воина умереть в зубах какой-то водной твари совсем непочетно.

— Зато есть шанс выбраться, — ответил Ромка, неотрывно наблюдая за тем, как жрецы повели талашкаланца к одной из ям.

Хламиды на жрецах были попроще, танцев и завываний не было. Они просто толкнули несчастного в темное отверстие и деловито засеменили обратно к лодкам. На ноги стали подниматься и те жрецы, что участвовали в первом ритуале.

— Неужели уплывут? — с надеждой спросил Ромка.

— Человек предполагает, а Бог располагает, — ответил итальянец, всматриваясь в происходящее на площади перед храмом. — И боюсь, его расположение к нам себя исчерпало.

Поднявшиеся на ноги жрецы выстроились в процессию. Передний достал откуда-то из складок хламиды штандарт с изображением извивающегося змея с крылышками за ушами и вознес его на вытянутых руках. Мешики затянули медленный, заунывный мотив и, раскачиваясь, как моряки на палубе в