— Уходи, — категорично заявил Василий, — Не ожидал я, что ты меня, своего друга, начнешь подозревать в таких вещах. Я не хочу больше с тобой разговаривать.

Он повернулся в дверях и, освобождая проход, дал понять, что разговор закончен.

Козак вышел не прощаясь, оставив початую бутылку на столе.

Когда за ним закрылась дверь, Козак вернулся на кухню, устало опустился на стул и налил себе стакан спирта. В этот момент к нему тихо подошла жена.

— Вася, не надо, у тебя же сердце?

— Да, какое сердце, ты же знаешь, что я здоров, как бык. Надо стресс снять, а то день был очень тяжелым, да еще этот придурок, со своими разборками, — он мотнул головой в сторону двери.

— Вася, — не унималась жена, — А вдруг они все узнают?

Женщина тихо всхлипнула и обняла за плечи мужа.

— Заткнись, дура, — резко оборвал ее Ковальчук, — Никто ничего не узнает. Нет у них против меня ничего.

Он встал, прошелся по коридору, затем, взяв себя в руки, прижал жену к груди и уже более спокойным голосом произнес:

— Извини, все это нервы. Нам нужно переждать недельку пока все уляжется. Зато потом, остаток жизни мы проживем в Канаде, ни в чем себе не отказывая.

— А вдруг все же особисты что-то найдут? — не унималась жена.

— Ничего они не найдут. Они меня даже не подозревают. Если б что-то было, мне бы Горобченко уже сказал.

— А ты думаешь, он скажет? — с надеждой спросила женщина.

— Конечно, скажет, — гордо заявил Ковальчук, — он мне обязан по гроб жизни. Только я один в гарнизоне знаю, что у него в Североморске есть вторая семья и ребенок. У особистов знаешь, как строго с этим делом. Если его руководство об этом узнает, его сразу же с должности снимут. Он и так, сначала пытался меня выжить из гарнизона, но я начал его шантажировать. В конечном итоге договорились, что я молчу, пока у меня все хорошо. А так, сколько раз он пытался решить эту проблему с выгодой и для меня и для себя, даже пытался перевести меня на Черноморский флот. Однажды предлагал мне свою протекцию для поступления в академию, но я опять отказался.

— А что произошло между Вами? Ты мне раньше никогда об этом не рассказывал. — поинтересовалась жена.

— Это длинная и не интересная история, — ответил муж, — Просто по молодости лет Горобченко захотел под меня копнуть. Я об этом узнал и сразу же поставил его на место.

— А Горобченко из гарнизона никуда не перевели? — с тревогой в голосе поинтересовалась женщина. — Я давно его не видела. А на его служебной машине какой-то рыжий майор разъезжает.

— Нет, — ответил муж, — Рыжий — это его заместитель. А сам Сергей Дмитриевич был то ли на сессии в Москве, то ли в отпуске. Но уже должен быть на месте.

На следующий день Нещерет и Чернов, закрывшись в кабинете начальника, слушали запись вечерних диалогов.

— Да, занятно, — протянул Юрий Иванович, когда лента закончилась. Он подошел к зеркалу, поправил волосы и с улыбкой спросил:

— Ну, какой же я рыжий? Я контрастный блондин. Да и жене моей цвет волос нравится.

— Это все, что Вы почерпнули из этой записи? — не без иронии спросил Чернов.

Нещерет улыбнулся и вновь подошел к столу.

— Должен признать, что ты был прав. Козак, видимо, действительно не причем, а вот Ковальчук еще тот жук. Выкручивается из любого положения. Я даже не знаю, как его опрашивать. Насчет Канады, он, возможно, выразился фигурально, хотя с чем черт не шутит. Но в одном он прав. Реально нам зацепить его не за что, и предъявить ему нечего. Признаков много, но все они косвенные. Хотя, если честно, я уже не знаю, что в этой ситуации можно еще предпринять. Разве что ждать очередного ЧП с его участием.

— Дорогое удовольствие, — буркнул Чернов.

— Ладно, — вновь встал с места Нещерет, — Возьми кассету с записью, прослушай ее еще раз. Может быть, что-то мы упустили. А я поеду в аэропорт «Мурмаши» встречать Горобченко. Слава богу, закончился период моего царствования, пусть теперь Сергей Дмитриевич решения принимает.

Он надел шинель, опечатал кабинет и вышел из отдела. А Чернов, вернувшись к себе, вновь сел за магнитофон слушать полученную запись. Прослушав ее еще раз, он набрал номер телефона следователя военной прокуратуры капитана Максимова.

— Алексей Михайлович, добрый день, — поздоровался Чернов, — Можно Вам задать один вопрос?

— Здравствуйте, — ответил следователь, — Конечно, если смогу ответить.

— Я хотел у Вас уточнить, во время допроса Ковальчука, Вы ему говорили, что на канистре не обнаружено отпечатков пальцев?

— Нет, конечно, — удивился Максимов, — Я наоборот, официально откатал его пальчики. Но должен отметить, что к этой процедуре он отнесся очень спокойно. А что у Вас появились какие-то новые сведения?

— Да, — подтвердил Чернов, — Но, это не по телефону. Я бы Вас попросил завтра в срочном порядке провести обыск в автомобиле Ковальчука.

— И что мы там будем искать? — поинтересовался капитан.

— Если помните, во время обыска гаража, я открывал багажник автомобиля?

— Не помню, — явно слукавил сотрудник прокуратуры, видимо опасаясь возможного прослушивая телефона.

— Ну, не важно, — продолжил Чернов, — В ящике с инструментами я увидел кусачки, которыми можно перекусить стальной трос. Было бы очень кстати, если бы вы их изъяли и провели экспертизу, на предмет их соответствия срезу на тросе.

— Это не проблема, но к чему такая срочность? — поинтересовался Максимов.

— Есть основания предполагать, что Козак поделился с ним впечатлениями о ходе обыска в гараже, поэтому не исключено, что Ковальчук попытается избавиться от лишних улик, — пояснил Чернов.

— Хорошо, — ответил капитан, — Завтра с утра я буду у вас в гарнизоне.

Он попрощался и первым положил трубку.

Домой Игорь вернулся в предчувствии скорой победы и оттого был, как никогда весел. Люда удивленно посмотрела на него и спросила:

— Тебя что, повысили в звании или назначили начальником? Я тебя давно таким цветущим не видела.

— Ни то и ни другое. По-моему, я нашел виновника всех поджогов в нашем гарнизоне, — улыбаясь, ответил Игорь.

— И что, его уже арестовали? — поинтересовалась жена.

— Нет, пока, но все к этому идет?

— Тогда не надо ничего рассказывать, чтобы не сглазить. Переодевайся и иди ужинать, я сегодня приготовила рыбу по новому рецепту, тебе должно понравиться, — улыбнулась Люда и вновь скрылась на кухне.