получилось с первого раза. А деньги — тьфу… Впрочем, на его воспитании болезнь, если она и была, не отражалась никак. Он был гиперактивный бабник. Не подлец, нет, не хамло, но его руки и сердце не знали покоя, равно как и остальная его половая аппаратура, включая язык.

С тылу огорчённого Костя подпирала целая толпа зевак и свидетелей обвинения.

— Ты! — взревел Кость, надвинувшись вплотную. — Ты, овца! Ты за что меня так ударила?!

Он был вне себя, очень далеко вне себя. Далее начался театр комедии и драмы в 3D.

— Он уязвлён в самое сердце, — сказала Влада Владу. — Мы были так грубы.

— Вероятно, мы были неоправданно грубы, — сказал Влад Владе. — Потерпевший так груб поэтому. Он груб в свою очередь.

Здесь Кость сообразил, что обидчик внезапно для него, Костя, удвоился. Кость осёкся и застыл с кулаками над головой.

— Возможно. Что же мы должны делать, как ты думаешь? — спросила Влада Влада.

— Не должны ли мы выйти за него замуж? — спросил Влад Владу.

— Должны ли мы получить благословение? — спросила Влада Влада.

— Что точно сделать следует, это узнать, согласен ли жених, — сказал Влад. — Вдруг у него имеются смягчающие обстоятельства?

Они перебрасывались репликами, как воздушный шарик друг другу перещёлкивали, выговаривая слова чётко и громко. И необычайно оскорбительно. А голоса у них были одинаковые совершенно. Если бы Комбат не знал, кто Влад, а кто — Влада… Отработанная комбинация, безусловно. Комбат откинулся на спинку стула. Опять как в кино. Будет даже обидно, если это только кино.

Впрочем, кино бывает и смешным.

Сталкер Кость, между тем, уже сообразил, что имеют место хамские близнецы и что карать возомнивших о себе туристских близнецов следует обоих, карать жестоко. Но нужно как-то обставить кару, как-то обосновать её, чтобы не на эмоциях, а легитимно. Всё-таки тёлки. Или не тёлки? Или тёлки? Невероятное мучение отразилось на видимой части лица сталкера Костя, невероятное.

Комбат никогда бы не поверил, что Костя можно так подвесить за ситуацию к потолку. Кость был отличный ходила, работал сначала от Гения, потом с Гением не поделился, выставил тему на общество, разошлись с Гением краями, отошёл было к Вобенаке, но и раза от Вобенаки в Зону не вышел, тёмная история; перегруппировавшись и подкупив снаряги, работал в одного: и думал быстро, и глаз у него был — алмаз, и сам по себе он был довольно цельным парнем. Если бы не отвязанный язык и не склонность доставать окружающих для собственного удовольствия, цены бы ему не было. А тут он потерялся. Чтобы не в Зоне с таким качеством графики двоилось в глазах — чересчур это, господа хорошие.

Комбат ощутил даже некоторую солидарность с Костем. По меньшей мере он его понимал. В отличие от зрителей. Те — не понимали. Им было не видно лиц Влады и Влада. Кость немилосердно медлил и резинил, как считали зрители. Шум и нетерпение в их рядах нарастали.

— Слышь, Кость, давай её сюда! — крикнул кто-то из зрителей женским голосом. — А мы посмотрим, что она тут за фряу с кунфу!

Кость внезапно нашёл выход. То есть он его увидел. В лице Комбата.

— Комбат, — сказал он с выражением и по слогам. — Эти хунки — с тобой?

— Ба! — сказал Комбат и заржал. Неожиданный поворот тупикового сюжета отыскал опытный сталкер Кость, ничего не скажешь! — Кость, ты ж постанову нарушаешь! Я в бане. Ты чего, ходила?

— Ты давай-ка, Комбат, не карусель-ка, — потребовал Кость, увлекаясь открывшимися возможностями. — С тобой эти, я тебя спросил?

Комбат, разумеется, собирался ответить «со мной» и уже открыл рот, но его опередили.

— Он нашёл решение по своему уму, — сказала Влада. — Нам так радостно за него. Настоящий мужчина! Он джентльмен? Или он струсил?

— А я считаю, он поступает мудро, — сказал Влад. — В наш век феминизма, свободы нравов и боевых искусств третьего поколения мало ли на какую девушку напорешься. Тем более что уже напоролся.

То ли Кость в полной мере и предметно прочувствовал, что действительно напоролся, то ли ступор буриданова осла перед одинаковыми стожками сена его охватил целиком, или всё это вместе, да ещё нос сломан и глаз заплывает, стены качаются и зрители подпирают, но решил он искать удовлетворения не там, где потерял, а под фонарём.

— Ка-ам-бат! Ты мне не ответил! — провозгласил Кость, опираясь о стол свободным кулаком и разворачиваясь на нём фронтом к Комбату. Если его сейчас легонько по запястью локотком, упадёт, как родной. И дальше делай с ним, делай его, делай по желанию. То есть парня водят, как на поводке. Что происходит-то, а? Гипноз? Ну и ребят ты вырастила, баба тётя!

— Давай, Роберт, замнём, а? — сказал Комбат миролюбиво. — Я проставлюсь. Ты схватил девушку без спроса, девушка за себя постояла. Нормально. Что тебе хватать некого больше?

— А что, это повод так бить человека? — крикнула всё та же активистка-зрительница. — По заднице её погладили! Нечего шляться по кабакам, вот и не будут гладить! Ай!

Комбат не уследил — как, что, но Костя вдруг сдуло от стола в сторону, где он неловко сел на пол, с грацией потерявшего равновесие малыша. А к столу вдруг оказалась припечатанной чья-то морда средней небритости, страдальчески сморщенная и хватающая воздух свободным уголком рта. Комбату потребовалось несколько секунд (интересно, учтённых ли?), чтобы понять произошедшее. Влад, видимо, встал, оттолкнул Костя, вытащил из толпы активистку, оказавшуюся активистом, вывернул ему руку, вывел к рампе и заставил поклониться… в позе «зю»… Неторопливо. Не вдруг. Просто быстро. За секунду. Влада пригубила кофе, поморщилась.

— Остыл, — ангельским голоском сказала и тоненькой струйкой вылила кофе активисту в ухо.

— Уй! — пискнул активист, гримасничая свободной стороной лица. Ну и голос ему достался,