Корт заговорила, изо всех сил подавляя дрожь в голосе:

— Посол, это очень важно. Вы уже сообщили зиннам, что я согласна на экстрадицию?

— Так вот из-за чего тебе ночью не спится? Напрасно беспокоишься. Я все устроила через двадцать минут.

У Андреа сжались кулаки.

— Пожалуйста, скажите, что его еще не забрали.

— Почему? Только не отвечай, что хотела сердечно попрощаться с этой мразью.

— Посол…

— Несколько часов назад увезли, — ответила Вальсик. — А что, какая-то проблема?

Андреа прервала контакт и с воплем изо всех сил швырнула сумку в стену. Раздался звучный шлепок, но это не принесло ни малейшего облегчения. Через секунду советник подобрала сумку, где прятался изрядный запас контрабандных чпокалок. На сей раз Андреа вынула отрезвляющее. От этого вещества умерли несколько дипломатов, в рабочее время злоупотреблявших психостимуляторами. Существовали и более щадящие средства для выведения вредной химии из организма, но самые быстродействующие из них давали результат через несколько минут. А это снадобье срабатывало мгновенно, хотя на такую свирепую встряску можно было решиться либо по глупости, либо от отчаяния. Впервые в жизни Корт шла на риск необратимого повреждения мозга, а по глупости или от отчаяния — этого она и сама не знала.

Она раздавила капсулу под носом, энергично вдохнула и едва не рухнула в обморок. Мигом по кровеносной системе разбежались наноагенты, не столько сражаясь с предыдущей высокотехнологичной ордой, сколько побуждая кровеносную систему избавляться от чужеродных тел быстрее, чем кровь совершает полный цикл.

Нахлынула волна кромешной тоски. Андреа «поплыла», в голове так сильно запульсировало — казалось, череп лопнет от этих ударов. Уперевшись ладонью в стену, советник кое-как выпрямилась; при этом она до того себя возненавидела, что лицо исказилось в дебильной гримасе.

Снова Андреа похлопала по горлу, вызвала посла. Опять перед ней возник образ Вальсик, чье негодование заметно уступало беспокойству.

— Андреа, что случилось?

— Вы меня свяжете с зиннскими властями. Не утром, не когда глаза продерете, не после моих объяснений, а сейчас. Главная задача — добраться до Кормильца Узников, но я готова говорить с кем угодно из руководителей проекта. Мое требование не обсуждается, оно должно быть выполнено во что бы то ни стало, иначе вы будете обвинены в противодействии делу государственной важности. Ответ должен быть готов через пять минут.

И она отключилась.

Пять минут ждать не пришлось, Вальсик уложилась в две.

А потом Андреа летела. И вовсе не в таком гостеприимном окружении, как накануне, когда ее везли до нового дома Саймона Фарра и обратно. На сей раз ни общительных детей, ни дипломатов, светской беседой наводящих лоск цивилизации на самую что ни на есть дикарскую сделку. В этом летательном аппарате не было даже человеческих сидений, и Андреа, пока расхаживала взад-вперед, сгрызла ногти до крови.

Вместе с ней на борту находился только один пассажир — зинн, представившийся обычной чередой неопределимых звуков, но затем любезно предложивший называть его Эскортом. Далее он сообщил, что имеет родственную связь с Кормильцем Узников, принадлежа к генеалогическому дереву, которое своими многочисленными ветвями пронизывает все четыре пола зиннского народа. К тому времени, когда он закончил второе предложение, Андреа была готова на стенку лезть от злости и скуки.

Она резко перебила говоруна:

— И это означает, что вы в родстве с Первой Данью?

— Разумеется. Самое прямое отношение к ее родословной. В нашем обществе такая связь не менее прочна, чем в вашем — между двумя детьми, произведенными на свет одной родительской парой. Я всегда ценил свою родственницу, прекрасно сознавая важность ее задачи.

— Вы любите Первую Дань?

— Когда она была совсем маленькой, мы играли вместе. Отменное развлечение. Ведь у нас теперь так мало юных…

— Отменное развлечение — это с игрушками. А Первая Дань — разумное существо, одна из вас. Вы ее любите или нет? А-а, чтоб вас! Я ведь даже не знаю, что ваш народ подразумевает под словом «любовь». Желаете ли вы долгой и счастливой жизни этому ребенку? Вам интересно хоть самую малость, что его ждет?

Эскорт ничего не ответил, только голову набок склонил в недоумении столь явном, что в других обстоятельствах это показалось бы милым. То ли в запасе слов коммерческого хомосапа не нашлось подходящего толкования, то ли он утратил дар речи, сраженный пылкостью Корт. А может быть, искал себе оправдание — почти любой правительственный функционер, вынужденный участвовать в деле сомнительной чистоты, наверное, на его месте поступил бы так же.

Андреа, чьи руки никогда не бывали чисты, проговорила:

— Оставьте меня в покое.

Он подчинился.

Полет продолжался в угрюмом молчании. Но перед самым прибытием Эскорт снова пошевелился и сказал:

— Хочу задать вопрос и надеюсь не рассердить вас этим.

— Ну, раз хотите, задавайте.

— К данному проекту я имею лишь косвенное отношение, но мне он весьма по душе. Поэтому я не пожалел досуга на ознакомление с историей вашего народа. Мне известно, что некоторые из человеческих правителей расправлялись с детьми: приказывали топить их, сажать на кол, душить газом в камере. Даже те империи, которые считались у вас справедливыми, вели войны, используя бомбардировки городов, уничтожали врагов без счета. И люди, творившие такие злодеяния, возвращались по домам и встречали не гнев, но радость своих родственников. Верна ли моя оценка фактов?

— Верна, — ответила Андреа. — Это и есть ваш вопрос?

— Но почему убийцы не покончили с собой от стыда? — спросил зинн.

На это советник ничего не сказала. Она отвернулась, уткнулась взглядом в менее серое пятно на тусклом борту. Жалко, что зинны не изобрели для воспоминаний такой же селективный фильтр, как и для твердых предметов.

Через несколько минут Эскорт сообщил:

— Мы на месте.

Андреа не ощутила посадки.

— А где Кормилец Узников?

— Он не мог выйти на связь с вами, пока вы не закончили дело. Это было бы влиянием на поведение наблюдаемого объекта.

Ну да, конечно. Как же иначе.

За этой серой дверью не тюрьма, а зоопарк. Созданный специально для того, чтобы зинны смогли увидеть истинную натуру Саймона Фарра. И его новые хозяева, конечно же, не намерены никоим образом вмешиваться в то, что делает этого человека таким особенным в их глазах.