часа мое согласие поступит в вашу базу данных. Вам останется только подписать.

— Великолепно! — Рука приподнялась и хлопнула по плечу — это следовало расценивать как поздравление. — Но к чему такая спешка? Давай сначала поужинаем…

— Нет.

— Что?

— Нет, — повторила Андреа, отводя посольскую кисть от своего плеча и давая ей упасть. — Я не любительница есть в компании. Хочу к себе. Устала…

Она повернулась и энергично зашагала прочь, предоставив ошеломленной Вальсик таращиться ей в спину.

Составить документы было несложно, у Андреа имелись шаблоны. Наново пришлось написать только личное заявление, засвидетельствовав в нем свой разговор с Саймоном Фарром и осмотр предназначенного для него места заключения. Советник отметила, что Фарр добровольно отказывается от любых контактов с человечеством, и добавила, что соглашается на его выдачу, опираясь на собственные выводы, а не под каким бы то ни было давлением.

Добрые пятнадцать минут она с ненавистью перечитывала текст. Свербила неприятная мысль: работа выполнена халтурно. Но что же упущено из виду?

Наконец она отправила файл и откинулась на спинку кресла. Почему так ухает сердце?

Ладно, не имеет значения. Дело сделано, а что сделано оно плохо, так кого это интересует? Через двое суток Андреа взойдет на борт транспорта, уляжется в склеп с голубым гелем и отправится в Новый Лондон. Перед самым пробуждением будут кошмары. Но она давно привыкла к этим чудовищным видениям, как привыкла и к лавине запросов об экстрадиции: инопланетные правительства все еще мечтают наказать ее за содеянное в детстве, ведь подобные акции поднимают престиж государств.

Вскоре советник получит новое задание. А потом второе, третье… Задание означает проблемы. Все, что у нее теперь есть и что будет всегда, — это проблемы, проблемы, проблемы… И на том спасибо — они помогают забыть о неприспособленности к человеческому обществу.

Андреа положила на приставной столик диск, подарок Первой Дани, потрогала клавиши на нем, а потом несколько секунд разглядывала свой портрет — грустную, жалкую женщину, и думала: неужели ее уныние и людям бросается в глаза, как увидел зиннский ребенок, встретивший человека впервые в жизни?

Она достала из сумки чпокалку. Ядовитая смесь, популярная у дипломатов, почти во всем космосе Конфедерации была под запретом, но на чужих планетах за ее провоз не наказывали. Перед столичным приемом Андреа тоже употребила успокоительное, но та доза была куда слабее. Шлепок по коже, и наркотик споро взялся за дело; по телу холодком растеклась ядреная химия, волной искусственной эйфории погасила грусть, тоску, отчаяние. Конечно, это не способ убежать от себя, но Андреа была рада отключиться хоть ненадолго. Она улеглась на койку, свернулась утробным плодом.

И довольно долго, несколько часов, провела в блаженном забвении.

Затем на смену сладостным грезам пришли воспоминания. Они обязательно посещали ее, если только советник не отдавала всю себя очередной проблеме. Но возникавшие в мозгу картины как будто не имели отношения к ней. Бойня на Бокае, кровь на руках, Кормилец Узников, лицо бокайского ваафира, которого она любила почти как родного отца, — вот он лежит, умирая от ран, и раны эти нанесены ее рукой… Первая Дань… Ненавистное прикосновение насильника, надзирателя в изоляторе дипкорпуса…

«Впервые среди нас появится убийца…»

И жестокая расправа, совершенная ею…

«Я изучаю людей чуть ли не со дня моего появления на свет…»

И снова Бокай, и окровавленные веши… Малютка Андреа играла с ними, когда ее нашли на следующий день…

Опять Кормилец Узников…

И тут будто сквозняком опасности потянуло в ее теплом наркотическом гнездышке.

Андреа со стоном перевернулась на спину, улавливая, как вокруг вздымается нечто огромное и жуткое. Вновь содеянное пыталось напомнить о себе кровью на руках, но было и нечто сегодняшнее — и оно пророчило новую скорую беду.

Включился разум.

Она подумала о зиннах, которые прочесывали человеческий космос в поисках подходящих убийц и предлагали за них немыслимую цену.

«Я изучаю людей чуть ли не со дня моего появления на свет…»

С самого рождения? Правда, что ли?

«Жизнь коротка, и у меня нет на это времени…»

Что значит — жизнь коротка? И на что нет времени у фотир?

«Умоляю, не убивай моего родителя!»

Андреа вздрогнула всем телом.

«Столько особей с опаснейшими качествами… Очень хочется узнать, откуда берется все это зло».

«В вашей жизни было преступление. Против детей… И каково оно в ощущениях?.. Когда я считаю необходимым что-то узнать, я задаю вопросы… И если вдруг пожелаете оказаться в нашей тюрьме, достаточно будет лишь попросить…»

«Я вовсе не желаю прожить жизнь напрасно… Как представлю себе существо, которое взаимодействует с миром только ради удовлетворения своих потребностей… Наверное, я даже не смерти так страшусь, как исчезновения… Переговоры уже почти закончены, вы отдаете нам преступника. Всех только это и волнует… Совсем не хочется оставить по себе недобрую память…»

«Каждый из них с младенчества понимает, что ему предстоит сослужить обществу особую службу…»

А затем — два имени, точно барабанные удары:

Кормилец Узников.

Первая Дань.

Андреа Корт не испытывала тревоги. Просто не могла. Наркотик погасил все чувства, вселенские хлопоты казались нелепой пьесой, исполняемой немыми: актеры шевелят губами, но слышны только посторонние шумы. Однако она уже сидела на кровати. В квартире горел свет, но из коридора не доносилось ни звука — значит, население посольства мирно проводит ночь в своих койках. Мощное напряжение воли, рывок — и утробный плод повернулся влево, к настенным часам. Тридцать по местному времени, далеко за полночь.

«Так могу я считать тебя подругой?.. Почему-то кажется, что с тобой будет уютно».

И самое леденящее:

«До свидания».

Хлопком по горлу советник включила имплантированный коммуникатор. Вполголоса произнесена команда — и появляется изображение посла Майры Вальсик. Она сидит в постели, глаза мутные; на ритуальных шрамах нет макияжа.

— Советник? — Перед Андреа вяло зашевелилось обнаженное женское тело. — Ты хоть представляешь, который час?