Черт бы его побрал! Понять не могу…
Мальчики молча ели.
На заднем дворе было темно. Солнце село, и в холодном прозрачном воздухе плясала ночная мошкара. Джо Хант, сгребавший вишневые листья в соседнем дворе, кивнул Элвуду.
Элвуд не спеша шел через двор к гаражу. Остановился, сунул руки в карманы. Возле гаража высилось что-то огромное и белое. Чем больше Элвуд рассматривал бледную громадину в сгущающихся сумерках, тем теплее становилось у него на душе. Необычное это было тепло. Нечто напоминающее гордость с примесью удовлетворения и… и восхищения, что ли? Он всегда восхищался своей лодкой. С самого начала он чувствовал, как необычайно быстро бьется сердце, как слегка трясутся в предвкушении руки, как пот выступает на лице.
Его лодка. Он улыбнулся, подойдя ближе, и постучал по твердому борту. Замечательная у него лодка. Просто превосходная. И она почти готова. Много труда в нее вложено. Много сил и много времени. Все время после работы, все воскресенья и даже иногда раннее утро перед работой. Ранним утром было лучше всего — когда ярко светит солнце, воздух свеж и приятно пахнет, все вокруг покрыто сверкающей росой, и никто не задает вопросов.
Элвуд снова постучал по борту лодки. Много работы и много материала, не сомневайтесь. Доски, гвозди; все выпилено, сколочено и закреплено. Конечно, ему здорово помог Тодди, один он ни за что бы не справился. Если бы Тодди не делал разметку на борту…
— Привет, — окликнул его Джо Хант.
Элвуд вздрогнул и обернулся. Джо опирался на изгородь, наблюдая за ним.
— Что, прости?
— А ты все витаешь за миллионы миль отсюда, — заметил Джо и затянулся сигарой. — Приятный вечерок.
— Угу.
— Лодка у тебя будь здоров, Элвуд.
— Спасибо, — пробормотал Эрнест, спиной отступая к дому, — спокойной ночи, Джо.
— Сколько же ты строишь эту лодку? — поинтересовался Хант. — Около года, да? Двенадцать месяцев? Ну и поработал ты над ней! Всякий раз, как я тебя вижу, ты тащишь сюда всякий хлам, все что-то пилишь да молотком стучишь.
Элвуд кивнул, продолжая пятиться к задней двери.
— И дети к ней руку приложили. Щенок, тот точно. Да уж, лодка так лодка, — Хант помолчал. — Судя по размерам, в дальний путь готовишься. Так куда, ты говорил, поедешь? Я подзабыл.
Элвуд молчал.
— Говори громче, Элвуд, я тебя не слышу. Такая здоровая лодка. Должно быть…
— Отвали!
Хант от души рассмеялся.
— Ты чего, Элвуд? Я всего лишь шучу. Подначиваю тебя. Ну серьезно, куда ты на ней поплывешь? Собираешься отволочь ее на пляж и там спустить на воду? Я знаю одного парня с парусной шлюпкой. Он затаскивает ее на прицеп и цепляет к машине. Каждую неделю ездит к яхтенной пристани. Но будь я проклят, такую здоровенную штуковину на прицеп не поставишь. Я слышал, один мужик построил лодку у себя в подвале. Так вот, он закончил, и знаешь что оказалось? Оказалось, что лодка слишком большая, чтобы вытащить ее из этого подвала.
Лиз Элвуд выключила на кухне свет, распахнула дверь и ступила на траву, скрестив руки на груди.
— Добрый вечер, миссис Элвуд, — сказал Хант и дотронулся до шляпы, — замечательный вечер, не правда ли?
— Добрый вечер, — Лиз повернулась к мужу. — Ради всего святого, ты собираешься домой? — произнесла она низким суровым голосом.
— Да-да, конечно, — Эрнест апатично направился к двери. — Уже иду. Спокойной ночи, Джо.
— Спокойной ночи, — откликнулся Хант, наблюдая, как супруги уходят.
Дверь закрылась, и вскоре свет на кухне погас. Джо Хант покачал головой.
— Странный парень. И чем дальше, тем больше. Будто в другом мире живет. С этой своей лодкой.
— Ей всего-то восемнадцать было, — удивлялся Джек Фредерикс, — однако ж она точно знала, что делает.
— Южанки все такие, — ответил Чарли. — Как фрукты. Мягкие, спелые, слегка порченные.
— У Хемингуэя есть что-то в этом духе, — вставила Энн Пайк, — не помню, правда, откуда, но он там сравнивает…
— А их манера говорить? — перебил Чарли. — Кто-нибудь вообще способен вынести их говор?
— Да какая разница, как они говорят? — не согласился Джек. — Ну да, по-другому, но к этому быстро привыкаешь.
— Почему они нормально говорить-то не могут?
— То есть?
— Они… они как цветные говорят.
— Потому что они все из одних мест, — сказала Энн.
— Ты что, хочешь сказать, та девушка цветная была? — не поверил Джек.
— Конечно нет, — Чарли взглянул на часы. — Доедай пирог, почти час, нам пора.
— Я еще не доел, — заторопился Джек, — подождите.
— Слушайте, а в наш район все больше цветных переезжает, — сказала Энн. — На одном из домов в квартале от меня даже знак специальный висит: «Приветствуются представители всех рас». Я чуть в обморок не упала, когда увидела.
— И что ты сделала?
— Ничего я не сделала. А что я могу?
— Кстати, если работаешь на правительство, то они запросто поселят цветного или китайца по соседству, а ты и сделать ничего не сможешь, — заметил Джек.
— Только если переехать.
— Это нарушает твое право на работу! — возмутился Чарли. — Нет, ну вот скажите, как так можно работать?
— Слишком много левых в правительстве, — вздохнул Джек. — Вот и получилось, что нанимают на правительственные должности и даже не смотрят, к какой расе принадлежит человек. Это началось, когда всем заправлял Департамент общественных работ, там еще Гарри Хопкинс был главным.
— А ты хоть знаешь, где родился Гарри Хопкинс? В России, — сказала Энн.
— Это Сидней Хилман там родился, — поправил Джек.
— Да какая разница. Всех их надо бы обратно отправить, — проворчал Чарли.
Энн с любопытством посмотрела на Эрнеста Элвуда, который молча читал газету. В кафе было шумно. Люди ели и разговаривали, приходили и уходили.
— Э. Джей, ты как?
— Нормально.
— Он про «Уайт сокс»[3] читает, — вставил Чарли, — у него именно такой пристальный взгляд. Я, кстати, на днях сводил детей на игру…
— Пошли. — Джек встал. — Нам пора.
Все поднялись следом. Эрнест Элвуд молча сложил газету и засунул в карман.
— Ты сегодня неразговорчив, — обратился к нему Чарли.
— А… да, извини.
— Я как раз собирался тебя спросить: не хочешь поиграть с нами в субботу вечером? Ты уже черт знает сколько времени с нами не играл.
— Не слушай его, — обернулся Джек, расплачиваясь за еду. — Он вечно предлагает какие-то странные игры: то кости, то бейсбол, то в океан плеваться.
