уничтожении этих деревень, посредством заверстания их угодий в его, графские, земли, посредством явного и тайного истребления их темных, голодных жителей, которые окажутся непокорными или лишними, как рабочие руки, для его поместий и усадеб. Если бы так случилось, то впоследствии, после смерти графа, все это несметное богатство, целый значительный кусок земной планеты очутился бы в руках идиотки Зузы.
Но — «Из далекого мира, тонущего в голубом просторе, шла… в эту сторону, к Калинам (деревне), следовательно, приближалась к Острженю» некая Анна, молодая беременная крестьянка, не знающая, где преклонить ей голову. Вскоре она падает на дороге в родовых схватках. Ее окружают деревенские ребятишки — «мальчики в рубашонках, в дырявых штанишках стояли уже в нескольких шагах и смотрели». «Маленький карапуз нагнулся, поднял камень, подошел ближе с камнем в руке: — Ты! Вставай! Анна повела налившимися кровью глазами. Камень вырвался из маленькой руки и попал в ногу. Анна вскрикнула. Вслед за этим последовал второй удар». И у Анны начинаются роды под ударами камней из детских рук.
Эта страница повести — одна из сильнейших в произведении; впрочем, в повести много сильного, глубокого и точного, почти все страницы.
Издалека, из окон своего дворца, смотрит в эту сторону граф Острженьский, но увидеть он ничего не может — за дальностью расстояния, да и увидев бы столь «обычное» событие на дороге, граф не признал бы в нищей женщине достойного человека. Не в том дело, что бедная женщина бродяжка рожает ребенка, а в том, что как раз эта женщина, Анна, будет борцом за преобразование человеческой истории, что именно она, а не кретинка пани Зуза, именно Анна и ей подобные будут владеть миром и его судьбой. Если бы об этом было заявлено графу Остр-женьскому, или другому графу и пану, они бы не поверили. В повести, однако, в дальнейшем показано, что дело идет именно к такому повороту вещей. А ныне — уже за пределами повести Василевской — Острженьский и другие имели полную возможность убедиться в правоте Анны, поддержанной Красной Армией.
Правда, та Анна, участь которой изображена Василевской, погибла от руки польских государственных опричников, защищающих власть и имущество Остр-женьского, но остались другие «Анны» и их дети, их братья, сестры и товарищи.
Граф Острженьский очень быстро начал приводить в исполнение свое намерение — выморить крестьян из окрестностей своих владений, чтобы нарастить «свое» добро. Государственная власть в лице старостата отдала графу в аренду реку Буг от деревни Калин до Острженя, вместе с озерами и прудами. Но крестьяне знают, что «— Бесплодным песком проклял господь эту землю, одну воду дал, чтобы могли жить люди…» «-Ловить рыбу и кормить ракушками свиней….» «— Песком будем теперь затыкать ребятам глотки…» «— Видно, граф сгубит нас теперь до остатка…» «— Суму на плечи — и по миру!»
Последний убогий источник жизни местных крестьян — рыбу и ракушки — отнял граф. И тогда крестьяне пошли к графу: «— Либо мы, либо он». «Изнеможден-ные, почернелые, изъеденные нищетой мужицкие лица дышали величием». Анна, пришлая, чужая в деревне Калины, почти всеми гонимая, истерзанная нуждою и травлей, «забыла в эту минуту обо всем: о камнях, что швыряли в нее ребятишки на дороге, о бабьих злых взглядах и ядовитых словах… Она ясно увидела, что Калинам подписан смертный приговор, и в ней мгновенно растаяла, пропала мстительная злоба. Впервые стояла она в толпе баб, как равная среди равных, как своя», — и Анна пошла вместе с народом чужой для нее деревни на графскую усадьбу.
Вскоре Остржень заполыхал огнем. А ранним утром следующего дня в Калины въехал воз, накрытый холстиной. Это везли трупы крестьян, убитых в Остржене. Здесь же, под холстиной, лежала убитая Анна. «Она лежала на самом верху нагруженного воза, лицом кверху. Всегда бледные губы теперь не отличались цветом от бледного лица. Рассыпавшиеся волосы легли ореолом вокруг головы… Подброшенная внезапным толчком голова Анны повернулась набок. Рана была сзади, на черепе. Черные сгустки крови облепили волосы». Так окончилась мучительная и героическая жизнь польской крестьянки — батрачки Анны. Остржень, этот гвоздь в «зеленой, золотой, лазурной земле нищеты и голода», еще остался. Не надолго.
Материал повести Василевской представляет собой целую энциклопедию знаний о польской вымирающей деревне времен фашизма. Засуха, град, ливень, пожар, сплетни, невежество, одиночество, голод, холод, болезни, отчаяние, убийственная эксплуатация помещиками, сужение самого места жизни крестьянина на земле до размеров могилы, прямое и безнаказанное убийство крестьян, — вот перечисление некоторых эпизодов повести. А над деревнями, над всею нищей страной, над этой гибнущей жизнью «в пленительной лазури утопали дни… в зеленом мире гудели немолчным звенящим хором, жужжали, роились мушки, жучки, оводы», под могучим, вечным солнцем простирались «прибужские земли, зеленые, золотые, лазурные земли нищеты и голода».
Крестьяне инстинктом и разумом понимали, что в природе есть все для их счастья и благоденствия, что изобилие пищи находится возле них, что возможна другая, достойная жизнь, и она достижима для них. Но природу, почти весь видимый мир, занял граф Острженьский — у него лучшая, изобильная земля, у него вода, у него леса, но в его лесах нельзя сорвать ни гриба, ни ягоды, ни былинки, хотя это добро все едино пропадает прахом. Дорога в жизнь ведет лишь через разрушение порядка человеческого существования, установленного панами и графами, — через их трупы, если это неизбежно.
Однако и в своем смертельно-опасном положении крестьянин не беззащитен окончательно. Он ограблен, истощен, обескровлен, все стихии природы выпущены против него, но он находит в себе силу сопротивления бедствиям в виде взаимопомощи бедняков. Когда сгорает дотла деревня Бржега, нищие жители Калин складываются — от нескольких картошек до детской рубашонки с каждого семейства — и спасают погорельцев от голодной и холодной смерти. Разум и человечность угнетенного народа могут быть подавлены, сжаты, но не могут быть уничтожены окончательно, потому что иногда лишь они являются его единственным оружием борьбы и самозащиты.
Повесть Василевской и с литературной точки зрения имеет энциклопедическое строение: автор стремится изобразить все стороны крестьянской жизни, поэтому в повести нет сюжета в обычном смысле, — в повести описана главным образом участь деревни Калины под властью графа Острженьского и «подручного» ему фашистского правительства. Сюжетом повести служит сама судьба, участь людей, — один из лучших сюжетов мировой литературы. Некоторым скрепляющим средством — для правильного, фиксированного развития действия — является образ сельского учителя Винцента; точнее говоря, постепенный, несколько замедленный рост характера и сознания в этом человеке под влиянием трагического развития событий в деревне. К сожалению, в изображении Винцента автор следовал вульгарной литературной традиции: интеллигент, дескать, обязательно должен быть обезволен и обессилен излишней и пустой рассудочностью, он, дескать, приобретает способность двигаться вперед с народом лишь в силу мировых катаклизмов, когда и камни двигаются и почти приобретают сознание. Не является ли такое понимание интеллигенции вульгарным, — особенно интеллигенции народной, работающей непосредственно на просвещение людей? По нашему мнению, подобное понимание характера интеллигенции привито народу извне, со стороны эксплуататорских классов, чтобы опорочить, дискредитировать образ интеллигента в глазах народа, не дать соединиться силе народа с его наиболее сознательной частью — интеллигенцией.
В этом отношении — в безволии, в бесхарактерности — образ Винцента дотянут автором до комизма. Винценту нравится Сташка (учительница из другого села), но он не способен даже поцеловать ее, целует его она первая. Сташка задумана автором — в противовес Винценту — бодрым, расторрпным, уверенным человеком, одаренным «порывистостью, стихийной жизнерадостностью, хриплым голосом, грубоватыми манерами». Это — другая сторона того же вульгарного понимания характера интеллигенции. Но художественный такт и литературный талант Василевской смягчают ошибочность трактовки этих двух образов. Именно — в натуре Винцента подчеркивается ее глубина, чистота и лиризм, а в Сташке, кроме ее нарочитого, «интеллигентского», грубого бодрячества есть еще нежность и естественная сила человечности. На вопрос Винцента, почему Сташка не уезжает из деревни, учительница отвечает: «— С какой стати! Я не тронулась бы отсюда ни за какие сокровища в мире. Теперь, когда я уже все освоила, когда я знаю, сколько зубов у каждого ребенка, когда я здесь уже как у себя дома…»
Повесть Василевской населена людьми столь плотно, что иногда сам автор не дает имени своим героям, а просто показывает их сразу — большими скоплениями — в действии и в репликах. И мастерство писателя почти нигде не отказывает ему: по одной реплике и движению безыменного героя повести можно угадать весь образ человека и дорисовать его в своем воображении. Но кроме таких, не названных по
