— Спасибо, я пью.

Я с обходительным видом пододвинул им два стула:

— Не хотите ли присесть, ребята?

Они сели, неловко глядя на нас.

Я спросил:

— Не возражаете, если я представлюсь?

Говоря это, я старался скопировать их скованный и неловкий вид. Я придумал нам фальшивые имена.

— Меня зовут Моррис, это Милти, — я кивнул на Макса, — а это Мюррей и Марио.

Я указал на Косого и Патси. Макси улыбнулся, заметив, что все имена начинаются на «М».

Старший ответил дружелюбной улыбкой и сказал:

— Люди зовут меня Фитц, уменьшительное от Фитцджеральд, а это — Джимми.

— Выпьете еще, Фитц? — спросил Макс.

— Не возражаю.

— Какую группу вы представляете, ребята? — поинтересовался Макс.

— О! Об этом легко догадаться, — заметил я небрежно.

— Мы из профсоюза, — сказал Фитц. — Мы депутаты.

— Да, так я и думал, — кивнул я удовлетворенно.

— Как идут дела? — спросил Макс улыбаясь.

— Были стычки? — вставил Косой.

Макс бросил на него предупреждающий взгляд и поджал губы, показывая, что Косому следует придержать язык.

— Почти нет, были только небольшие столкновения, но… Сальви послал своих людей. Это немного помогло, — ответил Фитц.

Косой торжествующе посмотрел на Макса.

— Значит, небольшой прогресс есть, — поддакнул я.

— Да, дела идут неплохо. Есть несколько зданий, которые Сальви не хочет трогать. Я думаю, у него имеются на это свои причины, — сказал Фитц.

— А мне не нравится, как идут дела, — заявил молодой парень, которого звали Джимми.

Фитц вздохнул. Он кивнул на Джимми:

— Он новичок в нашем деле; его только что избрали. Он считает себя рыцарем в сверкающих доспехах. Спасителем угнетенного трудового народа. — Фитц похлопал молодого ирландца по спине. — У тебя есть хорошие идеи, Джим, но тебе нужно научиться иметь дело с людьми. — Фитц повернулся к нам: — Вы бы видели этого парня на митинге. Таких ораторов поискать.

Джимми пробормотал:

— Я обещал своим людям, что буду вести честную игру.

Я взглянул на молодого ирландца. У него было чистое, правдивое, открытое лицо.

Я сказал:

— Послушай, Джим, если ты хочешь заниматься профсоюзным бизнесом, тебе надо быть более дипломатичным, как говорит Фитц. Иногда приходится идти на компромиссы.

Джимми пожал плечами. Он бросил на меня упрямый взгляд:

— Я не иду на компромиссы. О чем тут можно договариваться? Люди, которые меня избрали, верят, что я буду честно представлять их интересы. Им не дают зарабатывать на жизнь. Это женатые люди, которые получают двенадцать или пятнадцать долларов за сорок пять или шестьдесят часов работы, а Сальви говорит, чтобы мы сидели тихо, и тогда он прибавит нам зарплату на один бакс. Без сокращения рабочей недели и остальных условий. — Джим упрямо посмотрел на нас. — Я пришел сюда сказать Сальви, что пусть он делает что хочет, а у меня сотни людей, которым надо заботиться о своих семьях.

— Ради бога, Джим, — взмолился Фитц. Он обернулся на нас с извиняющимся видом. — Вы должны простить этого парня, ребята, он слишком взволнован.

— С Джимом все в порядке, — сказал я. — Не важно, что говорит Сальви. Чего вы хотите?

Фитц переспросил:

— Не важно, что говорит Сальви?

Он посмотрел на меня так, словно я изрек какое-то богохульство.

— Да, не важно, что вам сказал этот змеиный ублюдок. Он вышел из игры, — сурово произнес Макс, поглядев на Фитца.

Фитц посмотрел на Макса. Потом на меня. Потом на Патси. Потом он медленно перевел взгляд на Косого. Мы все улыбались. Нас искренне забавляло ошеломленное выражение его лица. Оно появилось в тот момент, когда Макс назвал Сальви «змеиным ублюдком».

— Небиш, — произнес я.

— Что? — спросил Фитц.

— Ничего, — сказал я.

— А я-то подумал, ребята, что вы друзья Сальви. — Фитц пожал плечами. — Что вы тут делаете — устраиваете переворот? Берете власть в свои руки?

— Да, именно этим мы и занимаемся, — ответил Макс.

— О, — сказал Фитц с видом человека, начинающего понимать, что происходит.

— Мне все это не нравится, — произнес Джимми.

— Я тебя не виню, Джим, — ободрил его я. — А теперь скажи мне, какой «пакет» ты приготовил для своих людей?

Минуту Джим смотрел на меня с сомнением. Потом он выпалил:

— Сорокавосьмичасовая рабочая неделя, минимум сорок центов в час за урочное время и двойная оплата за сверхурочное. Оплачиваемые отпуска и признание профсоюза.

— Можешь завернуть, Джим, — рассмеялся я. — Пакет ваш.

Макс посмотрел на меня и улыбнулся. Он кивнул:

— Идет.

Джимми и Фитц посмотрели на меня как на сумасшедшего или по крайней мере на человека, который неудачно пошутил.

— Но как вы собираетесь обеспечить выполнение таких условий? — спросил Джимми. — Кто их будет гарантировать?

— Это наша проблема; просто выполняйте наши инструкции, и все будет хорошо, — спокойно ответил Макс.

— Я не понимаю, почему вы так уверены в успехе. Как вы связаны с этой забастовкой? Я хочу сказать — чем вам это интересно, что вы с этого получите?

Прежде чем я успел ответить, вмешался Фитц:

— Ради бога, Джим, не будь таким простаком. У них тот же интерес, что и у Сальви. Они все берут в свои руки. Профсоюз, всё.

— Не знаю. Мне не нравились такие дела раньше, не нравятся и сейчас. Это не пойдет на пользу профсоюзному движению.

Макс взглянул на меня. Я покачал головой.

Я сказал:

— Послушай, парень. Тебе еще многому придется научиться. Особенно в делах такого рода. Об этом не пишут в книгах и не говорят в школах. Но это является важнейшей частью трудовых отношений. Тебе известно, что в подобных спорах обычно побеждает тот, чью сторону мы принимаем?

— Да, но такие, как вы, не связаны с нашей профессиональной деятельностью. Вы — не рабочие и не работодатели. Спор идет между нами, рабочими и боссами, и только мы должны его решать.

— Господи, Джим, да не будь же ты таким чертовым болваном, — простонал Фитц.

— Оставь его, Фитц, — сказал я. — Парень совершенно прав. Верно, что мы не связаны профессионально. Но сдается мне, что в этой схеме мы играем роль неизбежного зла. Одна из двух сторон обязательно призовет нас на помощь. И насколько я знаю, боссы были первыми, кто стал использовать нас… нас…