разноцветный вихрь. Они кружились, кружились и кружились, как живой водоворот, охваченный неистовством и страстью. Внезапно из этого клубка выпала одинокая нагая фигурка. Она выскользнула из круга и поникла лицом вниз, склонившись к мраморному полу. Потом девушка снова поднялась во всей своей нагой красоте — самое чудесное создание во Вселенной! Нет, она не была хрупкой девушкой. Она была женщиной, соблазнительной и вожделенной, с чувственным и сильным телом, обольстительной в каждом своем жесте, созданной для одной-единственной цели — ради наслаждения мужчины!

Какая-то легкая дымка прикрывала ее очаровательную наготу. Словно небесное благоухание окутывало девушку нежной паутиной. Она делала пируэт за пируэтом, и казалось, что ее взлетающие в воздух руки источают дивную музыку, как пальцы ангелов, играющих на арфе. Небесный аромат, волшебная музыка, возбуждающее тело — все это подходило ко мне все ближе и ближе! Ее голос страстно шептал: «Милый мой, иди ко мне, иди ко мне».

Внезапно я все понял. Танцовщица была Долорес! И она звала меня к себе! Это ко мне, Лапше, девушка приближалась в танце. Я почувствовал, что ее благовонное женское тепло неодолимо манит меня к себе, как притяжение сильного магнита. Возбужденные, затвердевшие бутоны ее полных обжигающих грудей рдели, как два символа бесстыдной страсти! В этот миг она была раскалена добела, она извивалась, она корчилась в сладостной агонии! Ее обезумевшие бедра сотрясало бурное неистовство! Она была в экстазе, она исступленно жаждала отдаться! Она была высшим даром небес!

Все мое существо вспомнило ее. Я погрузился в нее всей своей жизнью, всей душой. Мы слились вместе, срослись в одно целое, охваченное неземным восторгом. Моя душа растворилась в океане райской любви, которым была Долорес. Она парила вверх и вниз, переполненная острым наслаждением, трепеща от напряжения и беспредельной страсти. Это было как замедленное извержение вулкана. Как взорвавшийся внутри салют гигантских, излучающих блаженство пульсирующих звезд.

Неожиданно кто-то похлопал меня по щеке. Туман полностью рассеялся. Грубый голос промычал мне в ухо:

— Просыпайся, просыпайся, нам пора ехать. Ты слышишь, Лапша?

Я открыл глаза. Это был Большой Макси, стоявший у моей кровати. Я сел и огляделся по сторонам. Патси стоял перед зеркалом, засовывая пушку в подмышечную кобуру. Я поднялся с кровати. Я еще ощущал тяжелый сладковатый запах опиума, но чувствовал себя вполне нормально, если не считать легкого возбуждения.

Господи, что за сон! Он казался мне ярче, чем реальность. Если бы я и наяву так же мог держать Долорес в объятиях, как это было во сне! Я с тоской вздохнул.

Макси перезарядил револьвер сорок пятого калибра и бережно протер его носовым платком. Он засунул оружие в кобуру, кивнул на спящего Косого и сказал Патси:

— Разбуди его, нам пора двигать.

Раздался стук в дверь. Я открыл. За дверью стоял улыбающийся Джои Китаец.

— Ну что, парни, вы готовы? — Он усмехнулся. — Приятные были сны, ребятки? — Джои повернулся к Максу и спросил: — Сможешь мне уделить несколько минут? Нужен твой совет. Сегодня утром доставили свежую партию зелья.

Макси надевал пиджак. Он сказал:

— Конечно, Джои, о чем разговор. Мы можем уделить несколько минут для друга.

Мы спустились вместе с Джои в подвал. Он открыл большую стальную дверь. Мы прошли по узкому длинному коридору. Он отпер еще одну стальную дверь. Мы вошли в ярко освещенную комнату. Там, склонившись над столом, сидели пятеро китайцев.

Джои представил нас своим улыбающимся соотечественникам. Те принадлежали к тому же тонгу,[7] что и он, под названием «Он Леонг». По-английски они говорили лучше, чем мы. Я заметил это Джои. Он прошептал мне на ухо: «Они учились в Колумбийском университете».

У пятерых китайцев были закатаны рукава. Некоторое время мы смотрели, как они скатывают маленькие шарики, похожие на темное тесто, намоченное в воде.

Джои гордым тоном пояснил:

— Так готовят опиум для курения. Его надо размять и увлажнить. Эта операция требует большого опыта. — Он потрепал по спине сидевшего рядом китайца. — А эти — художники в своем деле. — Джои указал на стоявшую в углу коробку и спросил у Макси: — Что за товар? Что ты скажешь о его качестве?

Я с интересом нагнулся над коробкой:

— А я думал, что опиум всегда есть опиум, и сорт у него один.

Макси напустил на себя вид школьного учителя, объясняющего урок ученику.

— Видишь ли, Лапша, пока ты прохлаждался в своем Сидар-Ноулзе, Профессор меня кое-чему научил насчет этого зелья. Есть «Патна», «Бенарес» и «Малива». У каждого сорта свой вкус и запах, потому что они растут в разных почвах и в разных странах.

Мы с Джои кивнули, оценив познания Макса.

В боксе было штук сорок четырехфунтовых шаров, уложенных впритык аккуратными рядами. Макс взял одни из шаров и сколупнул с него почти дюйм маковых листочков.

— Упаковщик использовал листья в качестве обертки, — пояснил он.

Макс отщипнул кусочек от темной обнажившейся начинки, потер между пальцами, понюхал, попробовал на язык и заявил:

— Отличное зелье, Джои. Чистая «Патна».

Джои одобрительно кивнул:

— Я так и думал, Макс, но был не совсем уверен. Спасибо за консультацию.

Мы сказали «пока» Джои и его улыбавшимся рабочим и поднялись по лестнице. Какой-то шипящий и фыркающий кот преследовал свою подругу вдоль по темной, узкой и пустынной улице. Мы с интересом проследили, как он зажал ее в углу между мусорными баками. Она взвизгнула от боли и удовольствия, когда тот прыгнул ей на спину и вонзил зубы в шею, принуждая к повиновению.

Мы залезли в «кадди», смеясь и чувствуя легкую дрожь возбуждения. Макс напел какую-то непристойную пародию на песенку «Все это делают, всегда».

Косой сел за руль и оглянулся на Макси, ожидая инструкций.

Тот посмотрел на часы и сказал:

— Три часа ночи, еще полно времени, чтобы принять ванну и по-настоящему взбодриться. — Он задумчиво почесал подбородок. — Заодно устроим себе алиби у Латки.

Косой повернул ключ, нажал на газ, включил первую скорость и повез нас в верхнюю часть города, на Саус-стрит. По дороге он совершал необходимые действия, но мне всегда казалось, что во время езды Хайми просто сидит за рулем, а машина сама исполняет малейшие его желания, как волшебная лампа Аладдина.

Когда за рулем находился Косой, машина становилась живой. Она была женского рода, и в трудные минуты, когда у нас случались проблемы, он обращался к ней почти со страстью. Он называл ее Малышкой таким пылким тоном, словно это была его любовница, (идя за рулем, он превращался в дьявола. Он мот выкидывать с машиной такие фокусы, какие не снились голливудским каскадерам. В Ист Сайде он слыл одним из лучших водителей. Но и лошадка была ему под стать: наш «кадди» особый экземпляр с пулезащитными дверцами и стеклами и с усиленным мотором, способным развивать сто двадцать пять миль в час.

Мы быстро и бесшумно мчались по ночному городу. Большой черный автомобиль, как хамелеон, скользил по темным и пустынным улицам. Внезапно мы выехали на яркий свет, в гущу движения и шума.

— А! — воскликнул Косой, глубоко вдохнув воздух. Шанель номер пять.

Мы прижали к носу носовые платки.

Макси наклонился вперед, впившись пальцами в спину Косого, и сказал: