хорошенько запомни: никогда даже не прикасайся ко мне, не спросив разрешения.

Фрейзе осторожно сел, потом столь же осторожно встал, старательно отряхнул куртку и штаны и, качая очумелой головой, снова удивленно посмотрел в сторону крыльца, но девушки там уже не было.

Поваренок так и сновал вверх-вниз по лестнице, таская в комнату Изольды и Ишрак ведра с горячей водой, которые они принимали у дверей и тут же выливали воду в ванну, которую заранее установили перед камином. Это, собственно, была большая деревянная бадья, сделанная из наполовину обрезанной винной бочки. Ишрак постелила на дно бадьи простыню и добавила в воду немного душистого масла. Затем парнишка наконец ушел, девушки заперли дверь, разделись и вместе залезли в исходившую паром воду. Изольда осторожно обмыла раненое плечо Ишрак и ее разбитый лоб, а потом велела ей повернуться спиной, чтобы удобнее было промыть ее густые черные волосы.

Отблески огня, горевшего в камине, сверкали на их влажной коже. Девушки тихо разговаривали, наслаждаясь горячей водой и теплом мерцающего очага. Вымыв густые темные волосы Ишрак, Изольда умастила их благовониями, свернула в тугой узел и заколола на макушке.

–?А теперь ты мне голову помой, – попросила она и повернулась так, чтобы Ишрак могла намылить ей спину, плечи и спутанные золотистые кудри. – У меня такое ощущение, будто на моей коже собралась вся дорожная пыль на свете, – сказала она, беря пригоршню соли с блюда, стоявшего рядом с лоханью, и втирая ее вместе с маслом в кисти рук и в плечи.

–?У тебя и впрямь в голове целый небольшой лесок вырос, – сказала Ишрак, вытаскивая из кудрей Изольды мелкие веточки и листья.

–?Ой, – воскликнула Изольда, – пожалуйста, прочеши мне волосы гребнем как следует! Мне нужно, чтобы они непременно выглядели красивыми и чистыми – я хочу сегодня выйти к обеду, распустив их по плечам.

–?И чтобы они красиво вились, да? – поддразнила ее Ишрак, слегка дернув за мокрый локон.

–?По-моему, я имею право носить такую прическу, какую хочу! – сказала Изольда, вздернув подбородок. – И, по-моему, никого, кроме меня, не касается, как я свои волосы укладываю!

–?О, разумеется, – согласилась Ишрак. – И, разумеется, наш юный следователь даже не заметит, красиво ли завиты у тебя волосы, чистые ли они, лежат ли они свободно на плечах или же скромно подколоты и спрятаны под вуалью.

–?Он приносил те же святые обеты, что и я, – строптивым тоном возразила Изольда.

–?Только тебя силой заставили эти обеты принести. А теперь они и вовсе ничего не стоят; и он, насколько я знаю, смотрит на этот вопрос примерно так же – ведь церковную клятву он давал в раннем детстве, – разумно и аккуратно закруглила опасную тему Ишрак.

Изольда повернулась и удивленно посмотрела на нее; по ее обнаженной шее стекала мыльная пена, и она невольно смахнула ее рукой.

–?Но он поклялся служить святой церкви, – неуверенно повторила она.

–?Его отправили в монастырь в таком возрасте, когда он еще не понимал толком, что такое святые обеты. А теперь он стал взрослым. И теперь он смотрит на тебя так, словно и впредь намерен чувствовать себя свободным мужчиной.

Изольда медленно покраснела; нежно-розовый румянец постепенно залил ее всю, от влажного лба до плеч.

–?Значит, по-твоему, он на меня как-то особенно смотрит?

–?Ты же знаешь, что это так.

–?И он смотрит на меня…

–?Со страстью.

–?Ты не имеешь права так говорить! – возмутилась Изольда.

–?Имею и говорю то, что есть на самом деле, – спокойно возразила Ишрак.

–?Пожалуйста, не надо…

А Лука решил перед обедом снова выйти во двор и в последний разок посмотреть на оборотня. Стоя на укрепленной платформе спиной к гостинице, он вдруг заметил, что в оконном стекле противоположного крыла здания отражаются обе девушки, сидящие в своей «ванне». Но, отчетливо понимая, что ему следует немедленно отвернуться и, мало того, опустить глаза и вернуться в гостиницу, он не смог сдвинуться места. Он знал, что этот образ – две обнаженные красавицы-девушки, сидящие в огромной лохани для купанья, – будет пылать в его мозгу и жечь ему душу, точно головня, что он никогда в жизни не сможет забыть столь чудное зрелище: Ишрак, по очереди накручивающая на свой смуглый палец светлые локоны Изольды и втирающая в них душистый бальзам, а потом, приподняв ей волосы и заколов их на затылке, принявшаяся нежно намыливать перламутровую спину подруги. Лука замер, не в силах отвести от них взгляд и понимая, что совершает непростительный грех, подглядывая за ними, и наносит им ужасное оскорбление. Проклиная в душе собственную слабость, он все же заставил себя спрыгнуть с платформы и ринулся в гостиницу, сознавая, что впал в куда более тяжкий грех, чем любование прекрасными женскими телами, чем простая симпатия и уважительное, но чересчур заинтересованное отношение к Изольде: он прямо-таки сгорал от страстной любви к ней.

Обед в результате получился неудачным; беседа не клеилась, обстановка была странно напряженной. Хотя обе девушки спустились к столу в преотличном настроении; их волосы были еще влажны после купания, и они переоделись во все чистое, отчего обеих не покидало ощущение праздника, словно они явились на торжественный прием. А вот встретившие их мужчины выглядели подавленными. Брат Пьетро с самого начала был против того, чтобы они обедали вчетвером, а Лука больше ни о чем не мог думать, кроме той украдкой увиденной картины – две обнаженные девушки, освещенные огнем камина, с распущенными, как у русалок, мокрыми волосами.

Увидев Изольду, он с трудом смог вымолвить какие-то слова приветствия и молча поклонился Ишрак. Затем, обернувшись к Фрейзе, разливавшему по кружкам пиво и вино, велел:

–?Принеси бокалы! Знатные синьоры должны пить из бокалов.

–?Они же на столе! Только дурак может их не заметить, – спокойно возразил Фрейзе, старательно избегая смотреть на Ишрак, но ушибленное плечо все же демонстративно потер, словно оно доставляло ему сильные страдания.

Ишрак с улыбкой, явно не испытывая ни малейшего смущения, ласково спросила:

–?Ты что, расшибся, Фрейзе?

Взгляд, который он метнул на нее, мог бы наполнить муками раскаяния сердце любой другой девушки. Но не Ишрак.

–?Нет, меня просто осел лягнул, – сказал он. – Упрямый и глупый осел, который сам не понимает, что для него лучше.

–?Ну так оставь этого осла в покое, – посоветовала она.

–?Пожалуй, я так и поступлю, – мрачно согласился Фрейзе. – Никому еще не приходилось мне что-то объяснять дважды. Тем более с помощью силы.

–?Но тебя же предупреждали, – ровным тоном заметила Ишрак.

–?А я подумал, что этот глупый осел просто испугался, – сказал Фрейзе. – Я думал, он побрыкается и перестанет. Меня бы, например, ничуть какой-нибудь легкий укус не удивил. Ослы, они всегда так: сперва укусят, а потом послушаются. Но вот чего я никак не ожидал, что он так меня лягнет – прямо как чертов мул!

–?Зато теперь ты знаешь, чего от него ожидать можно, – заметила Ишрак.

Фрейзе поклонился – прямо-таки воплощение оскорбленного достоинства – и обиженно сказал:

–?Да уж, теперь знаю.

–?О чем это вы? – спросила Изольда.

–?А об этом ты лучше спроси у этой вот синьоры, госпожа моя, – сказал Фрейзе, сильно нажимая на слово «синьора».

Изольда, удивленно приподняв бровь, посмотрела на Ишрак, но та отвела глаза, что означало полнейшее нежелание отвечать; и больше на эту тему обе девушки не заговаривали.

–?Ну что, Фрейзе, мы всю ночь будем обеда ждать? – спросил Лука и вдруг понял, что сказал это слишком громко и раздраженно – в общем, с какой стороны ни посмотри, а он вел себя за столом, как испорченный мальчишка. – Фрейзе, я спрашиваю: обед готов или нет?