В комнате, куда вошел Ив, находились четыре человека, не считая писцов, как раз в это время собиравших разбросанные по большому столу пергаменты. Куда бы ни заносили императрицу превратности войны, она повсюду раздавала грамоты о пожаловании титулов и земель тем, чьей поддержкой хотела заручиться. Той же работой, вне всякого сомнения, занимал своих писцов и король Стефан. Впрочем, писцы Матильды на сегодня свое дело сделали. Очистив стол, они вышли через боковую дверь и тихонько прикрыли ее за собой.

Императрица отодвинула свое большое кресло от стола, чтобы писцы могли свободно собрать документы и письменные принадлежности, и теперь восседала на нем, свободно уронив руки на обтянутые парчой подлокотники. Ее темные блестящие косы со вплетенными в них золотыми нитями были переброшены на грудь и колыхались в такт спокойному, размеренному дыханию. Она выглядела слегка усталой и несколько раздраженной. Стена за спиной этой величественной и мрачной особы была увешана шпалерами, а скамьи покрыты подушками и богатыми покрывалами. Все это императрица привезла с собой, чтобы придать комнате для аудиенций — самой большой и светлой, какую могло предоставить ей аббатство, — пышный и торжественный вид.

Трое мужчин, составлявших сейчас ближайшее окружение Матильды, заверив последнюю грамоту, поднялись из-за стола и отошли на несколько шагов — размять ноги после долгого совета. Рядом с окошком, за которым сгущалась тьма, дыша вечерней прохладой, стоял Давид, король Шотландии. Верный родственному долгу, он почти всю войну неуклонно поддерживал Матильду, не забывая, впрочем, и об интересах своей страны. Раздоры в Англии были только на руку монарху, главной задачей которого было утвердиться в Нортумбрии и отодвинуть собственную границу на юг до самого Тея. Рослый и, несмотря на седину в шевелюре и бороде, все еще весьма красивый мужчина стоял расправив затекшие плечи и даже не повернул головы, когда в комнату вошел очередной проситель.

По обе стороны от императрицы стояли ее управляющий Хэмфри де Богун и церемониймейстер двора Джон Фицгилберт. Оба молодых вельможи являлись ближайшими сподвижниками Матильды, хотя зачастую оставались в тени, в то время как иные паладины похвалялись своими подвигами и купались в лучах славы. За те несколько недель, что ему довелось провести в свите императрицы, Ив пригляделся к обоим и проникся к ним большим уважением, как к людям здравомыслящим и заслуживающим доверия.

Когда юноша вошел, оба повернулись к нему с озабоченным — ибо были поглощены важными делами, — но приветливым видом. Матильда же, кажется, не сразу припомнила, при каких обстоятельствах он пропал, а когда вспомнила, нахмурилась, будто Ив сам был виноват в том, что заставил ее поволноваться.

Юноша сделал несколько шагов вперед и отвесил низкий поклон.

— Мадам, я вернулся к своим обязанностям и могу сообщить кое-какие новости. Позволено ли мне говорить?

— Да, да, — промолвила императрица, стряхивая свою рассеянность. — Мы ничего не знали о тебе с тех пор, как потеряли тебя в лесу близ Дирхэрста. Рады видеть тебя живым и здоровым. Мы решили, что это похищение устроил Филипп Фицроберт. Так оно и было? Где он тебя прятал и как тебе удалось вырваться на свободу?

От Ива не укрылось, что, по существу, она не придавала особого значения как его пленению, так и освобождению. Судьба одного сквайра — пусть бы он даже и погиб — едва ли могла что-либо изменить в ее счетах с Фицробертом. При одном упоминании его имени в глазах Матильды зажглись опасные огоньки.

— Мадам, меня держали в Масардери, близ селения Гринемстед, в том самом замке, что был недавно отобран у Масаров. Он приказал схватить меня, поскольку считал виновным в смерти де Сулиса. — Юноша невольно вспыхнул, вспомнив, что не один Филипп приписывал ему это убийство. — Но он отказался от обвинения, — продолжил Ив, не вдаваясь в подробности, не имевшие в конечном счете значения, — и отпустил меня на свободу. Я бы сказал, что мне грех жаловаться на дурное обращение, если вспомнить, в чем меня подозревали.

— Однако тебя держали в оковах, — заметил де Богун, бросив взгляд на запястья юноши.

— Да, но что же тут удивительного. Однако, мадам и вы, достойные лорды, я выяснил, что в подземелье того же замка томится Оливье Британец, муж моей сестры, взятый в плен при падении Фарингдона. Филипп и слышать не желает о его освобождении. Есть люди, готовые уплатить за Оливье любую цену, но Фицроберт не соглашается принять выкуп. Замок Масардери крепок, мадам, однако же, по моему разумению, мы вполне в состоянии овладеть им. Здесь, в Глостере, достаточно сил, чтобы взять его штурмом, да так быстро, что не поспеет никакое подкрепление.

— Штурм? Ради одного-единственного пленника? В таком случае плата за его свободу и впрямь могла бы оказаться непомерной. У нас есть более важные заботы, нежели благополучие одного человека.

— Но Оливье принес немало пользы нашему делу, — с жаром возразил Ив. Он вовремя спохватился и не сказал, как уже было вознамерился, «вашему делу». Такие слова могли быть поняты как укор, а укорять Матильду не решались люди куда более заслуженные и влиятельные, чем Ив. — Достойные лорды, — взмолился он, — вы не раз были свидетелями его доблести. Разве справедливо, что изо всех попавших в плен защитников Фарингдона один он томится в неволе без надежды на освобождение? А между тем мы могли бы вернуть не только храброго воина, но и хороший замок. Если атаковать стремительно, им можно овладеть почти без разрушений. К тому же там много оружия и доспехов, которые тоже могут достаться нам.

— Там и вправду можно разжиться славной добычей, — согласился, поразмыслив, Фицгилберт, — но только если удастся захватить их врасплох. В противном случае замок достанется нам слишком дорогой ценой — того он не стоит. Подступов к нему я не знаю, да и ты, наверное, тоже. Вряд ли тебе удалось разведать их, сидя в подземелье.

— Милорд, — с живостью отозвался Ив, — прежде чем отправиться сюда, я объехал вокруг замка и присмотрелся к местности. Я могу начертить для вас план. Земля вокруг замка расчищена, но не более чем на полет стрелы, и если бы нам удалось подвести метательные машины ко…

— Нет! — резко оборвала его императрица. — Я не пойду на такой риск ради одного пленника. Даже помышлять о таком — с твоей стороны непростительная дерзость. Мужу твоей сестры придется потерпеть. У нас много других важных дел, и мы не можем позволить себе отложить их в сторону ради рыцаря, которому не повезло и который, как выяснилось, почему-то навлек на себя изрядную ненависть. Нет, я не выступлю в поход.

— В таком случае, мадам, позвольте мне самому набрать добровольцев и попытаться овладеть замком. Дело в том, что я поклялся Филиппу вернуться за Оливье с оружием в руках и должен сдержать свое слово. Желающие пойти со мной найдутся — было бы только дозволение вашей милости…

Ив поначалу и не понял, что такого сказал, но настроение Матильды резко переменилось. От ее безразличия не осталось и следа. Глаза засверкали, пальцы вцепились в подлокотник кресла.

— Постой. Что ты сказал? Поклялся ему? Значит, ты его видел. Говорил с ним сегодня утром при расставании? Я сначала не поняла — ведь отдать приказ об освобождении он мог из любого замка. Значит, он не в Криклейде?

— Нет, мадам. Он в Масардери и никуда оттуда не собирается.

В этом Ив был уверен. Филипп просил брата Кадфаэля задержаться, а тот согласился только из-за Оливье. Нет, Фицроберт не собирался покидать Гринемстед, во всяком случае, в ближайшее время. Он находился в Масардери и ждал обещанного возвращения Ива.

Только сейчас Иву стал ясен ход мыслей императрицы — во всяком случае, так ему показалось. До сих пор она полагала, что ненавистный изменник, ее смертельный враг, засел в Криклейде. Двинуться туда означало углубиться во владения Стефана, оставив у себя в тылу сильные королевские крепости — Бэптон, Пертон и Мэзбери. Подоспевшая из них подмога могла бы быстро отбить войско императрицы от замка, а то и еще хуже — окружить его, превратив осаждающих в осажденных. Но Гринемстед находился чуть ли не вдвое ближе, и, если повести дело с умом, можно захватить Масардери и поставить там свой гарнизон прежде, чем Стефан успеет послать туда подкрепление. Такая возможность пришлась Матильде по нраву.

— О, так, стало быть, он не так уж далеко, — воскликнула она со мстительным блеском в глазах. — До него можно добраться, и я доберусь. Он будет схвачен. Будет, пусть даже мне придется послать туда всех людей до последнего и все машины до единой. Дело того стоит!