— Ваэла беременна. Ее отправили на борт, к наталям. Здесь пока нет родильных палат.

— Льюис, послушай меня, пожалуйста, поверь, я тебя умоляю. Корабль вывел меня из гибернации, чтобы предупредить вас. У вас почти не осталось времени…

— Времени у нас — до конца света!

— Именно! До конца света осталось семь дней! Корабль требует, чтобы мы научились богоТворить, прежде чем…

— БогоТворения! Мы не можем тратить времени на эту ерунду. Нам нужно навести порядок на целой планете!

— Льюис, я должен поговорить с Оуксом.

— Ты думаешь, я стану тревожить кэпа ради твоего бреда?

— Я тоже кэп.

— Ты бешеный клон.

— Если ты не послушаешь меня, вам всем крышка. Корабль сломает… человечеству придет конец.

— Томас, на твой счет у меня есть приказ, и я его исполню. Здесь нет места для двух кэпов.

Люк за спиной Томаса отворился. В проеме стояла освещенная желтыми коридорными лампами туша спецклона-охранника: огромная башка, круглая черная дырка вместо рта, свисающие до колен руки, налитые кровью глазища навыкате.

— Ты! — пророкотала круглая пасть. — На выход!

Могучая длань ухватила Томаса за шею и вытянула в проход.

— БогоТворить… — прохрипел Томас. — Мы должны научиться богоТворить…

— Надоело всякую херню слышать, — пожаловался охранник. — Пошел на выход!

Он с силой толкнул пленника в спину.

— Куда мы идем? Я должен поговорить с Оуксом.

Охранник вытянул ручищу на всю длину.

— Пошел!

— Но я…

От второго толчка Томас едва не полетел кубарем. Противостоять силе спецклона было невозможно. Охранник протащил Томаса вдоль прохода до самого шлюза и, придерживая его одной рукой, открыл люк. Створка распахнулась, открывая взгляду пустынный пейзаж Пандоры, озаренный резким светом клонящейся к горизонту Алки.

От сильного толчка в спину Томас вылетел наружу и рухнул наземь. За его спиной с грохотом захлопнулся люк. Где-то в вышине пролетала, пересвистываясь, стая дирижабликов.

«Они вышвырнули меня сюда… умирать».

С того мига, как щупальца коснулись ее щеки, и до самой посадки на челнок Ваэла ощущала себя затерявшейся в путанице былого, настоящего и грядущего. Керро погиб, Томас находился в карантине — это она поняла. И после контакта с дирижабликами она слышала голос в голове, требовательный и всевластный — не постоянно, а как бы урывками. Она то готова была примириться с ним, то полагала, будто сходит с ума.

Голос Честности молчал, но этот, новый, влезал без предупреждения, и в эти минуты Ваэлу переполнял тот же концептуальный экстаз, что и в капсуле субмарины.

— Так учит Аваата.

Голос повторял эту фразу на разные лады, но стоило девушке попросить разъяснений, как смысл расплывался в нагромождении слов.

— Человек-ваэла, знание подобно электричеству. Оно течет от полюса к полюсу, оно заряжает и движет все, чего ни коснется, меняет то, что движет его и движется в нем. Ты — полюс знания.

Каждое слово в отдельности было понятно, но в сочетании они сбивали девушку с толку.

И все это время Ваэла смутно осознавала, как гондола спасательного цеппелина опускается в Редуте, как ее обихаживают в приемнике. Куда-то увели Томаса, а ее поспешно загнали в медсектор для осмотра и допроса, который вел — неслыханное дело! — сам Льюис.

Вот тогда она и ощутила первый требовательный накат чужой мысли.

«Ваэла! Я нашел Аваату!»

Звука не было, но в ушах девушки звенел голос — без сомнения — Керро Паниля. Даже не голос, нет, но мысль, несшая на себе нескрываемый отпечаток его личности. Ваэла знала это, как знала себя сама. Но она даже не была уверена, что Керро еще жив!

«Я жив».

И он нашел способ связаться с ней издалека… или изнутри.

«Или так, — подумала она, — или я тронулась».

Но безумной она себя не ощущала. Ваэла стояла посреди сверкающего белым кафелем медсектора. Из-за стальной столешницы на нее взирал Льюис. Чьи-то руки поддерживали ее. Снаружи царила ночьсторона — она знала это, когда ее вели сюда, Рега уже садилась. Льюис спрашивал что-то, а она молча мотала головой — не потому что язык не слушался ее, а потому что голос в ее голове заглушал все звуки. Старый медтехник сказал что-то Льюису, и до Ваэлы донеслось: «Слишком рано…»

Потом голос вернулся и захлестнул ее. Ваэла не могла бы сказать, распознает ли она отдельные слова — да и вообще можно ли назвать это голосом, — но понимала все. То был не-язык — Ваэла поняла это, осознав, что не различает в речи Керро «я» и «мы». Языковой барьер рухнул.

В этот миг осознания она познала Аваату, как понимал ее Керро Паниль, и сама удивилась — как смогла она пережить этот урок, каплю древней человеческой истории в нем.

«Как я научилась этому, Керро Паниль?»

«Что творится с одним, чувствуют все, человек-ваэла».

— Почему я — человек-ваэла?

Она спросила это вслух, и на лице Льюиса появилось странное выражение. Он отвернулся, бросив что-то медтехнику. Ваэлу это не потревожило. Мысли ее лениво плескались на пандоранском ветру. Люди вокруг бурчали что-то, мотали головами — медтехники, много… целая команда. Она не замечала их. Не было ничего важнее голоса, слышимого разумом.

«Ты человек-ваэла, потому что ты в одно время и человек, и Ваэла. Может настать время, когда иначе будет. Тогда ты будешь человек».

— Когда?

Холодный нарост прибокса ввинтился в левое запястье, пронзив зудом руку и обрушив Ваэлу в мальстрем чужих рассеянных воспоминаний.

«Когда познаешь все, что ведают друголюди, и друголюди познают тебя вполне, тогда ты будешь человек».

Она сосредоточилась на той величественной панораме внутреннего мира, которую открыло перед ней это откровение. «Аваата». Плывя в объятиях Авааты, она не ощущала тока времени. В единении с Аваатой мир был как сон, и она мечтала, чтобы он не прерывался.

«Только ты можешь прервать его, человек-ваэла. Видишь?»

Воспоминания хлынули в нее — от первого самоосознания юной Авааты до пришествия корабельников на Пандору и дальше, до спасения девушки из гондолы, — все втиснутое в безвременный миг, поток нелинейных воспоминаний.

«И это не бред!»

Она видела людей, людей-корабельников, рожденных под множеством солнц, и несчетные варианты