главными героями поэзии Бродского — между временем и вечностью.
Мы живем в пунктирном мире, разделенном на вчера, сегодня и завтра. Но дискретный способ существования — всего лишь частный случай непрерывного движения, который иллюстрирует летящая птица. Другими словами — природа, которая, как замечает Бродский, 'вообще все время'.
Беспрерывность полета — подвижная вечность нескончаемых перемен. Это постоянство вечного огня: пламя одно и то же, хотя языки его все врем разные. Столь же изменчива и столь же постоянна сущность другой стихии, которую Бродский предпочитает трем остальным — воды. То рекой, то дождем, но чаще морем, она омывает его книгу. Центральное место в ней по праву отдано 'Моллюску', натурфилософской поэме о море.
Море у Бродского — нирвана, кладбище форм, где заканчивает свою жизнь все твердое, все имеющее судьбу и историю. Море — это прореха в бытии, дырка, пустота, где ничего нет, но откуда все пришло. Для Бродского, как, впрочем, и для всего остального, море — это родина.
когда ландшафт волнист,
во мне говорит моллюск.
Ему подпевает хор
хордовых, вторят пять
литров неголубой
крови: у мышц и пор
суши меня, как пядь,
отвоевал прибой.
Суть этой поэмы в диалоге, в дружеском общении частного с общим. Мы, например, частный случай куда более общего мира, в котором нас нет. А суша — частный случай моря. Море — общее, которое поглощает все частное, содержит его в себе, дает ему родиться и стирает вновь набегающей волной.
Первая буква слова волна в родстве с перевернутой восьмеркой — знаком бесконечности. Профиль самой волны напоминает Бродскому губы. Соединив эти образы, мы решим ребус: море — речь.
Море относитс к суше, как язык — к сонету, как словарь к газете. И в этом смысле море — поэт, оно не просто речь, оно — возможность речи.
Именно потому,
узнавая в ней свой
почерк, певцы поют
рыхлую бахрому
Шум моря, 'сумевший вобрать 'завтра, сейчас, вчера', — это шум времени, в котором оно растворено до полной неразличимости прошлого, настоящего и будущего. Стихия, названна другим поэтом 'свободной', освобождает от времени. Она сама и есть время, во всяком случае, его слепок.
Впрочем, для Атлантиды, той самой, которая исчезла в волнах, море — все-таки будущее.
Если, приняв определение Элиота, считать 'поэзию трансмутацией идей в чувства', то Бродский переводит в ощущения ту недостижимо абстрактную концепцию, которую мы осторожно зовем 'небытие'. Поэтому координаты Атлантиды — то есть той жизни, что безнадежно и неостановимо погружаетс в будущее — описывает не память, а забвение. Чтоб 'глаз приучить к утрате', Бродский, назвав себя 'Везувием забвенья', творит вычитанием.
Закрыв глаза, мы открываем царство темноты. Заткнув уши, мы попадаем в немую вселенную. Забыв, мы оказываемся в мире, каким он был до нас. Бытие — частный случай небытия. Приставив НЕ к чему- попало, мы возвращаем мир к его началу. Забывая, мы возвращаемся на родину — из культуры в природу, из одушевленного в неодушевленное, из времени в вечность, от частного к общему.
Source URL: http://magazines.russ.ru/znamia/1996/3/n1.html
* * *
цХТОБМШОЩК ЪБМ | йОПУФТБООБС МЙФЕТБФХТБ, 1996 N9 | бМЕЛУБОДТ зЕОЙУ
бМЕЛcБОДТ зЕОЙc
чБЧЙМПОcЛБС ВБЫОС
йcЛХccФЧП ОБcФПСЭЕЗП ЧТЕНЕОЙ
вЩМП ЬФП Ч зМБcФПОВЕТЙ, ПДОПН ЙЪ cБНЩИ cЧСЭЕООЩИ НЕcФ вТЙФБОЙЙ. CЮЙФБАФ, ЮФП ЪДЕcШ cФПСМ «лТХЗМЩК cФПМ» ЛПТПМС бТФХТБ, ДБ Й НПЗЙМХ ЕЗП РПЛБЪЩЧБАФ ФХТЙcФБН Ч ТБЪЧБМЙОБИ БВВБФcФЧБ.
дТХЗБС, ЕЭЕ ВПМЕЕ ЪБЗБДПЮОБС ДПcФПРТЙНЕЮБФЕМШОПcФШ ТБcРПМПЦЕОБ Ч ОЕcЛПМШЛЙИ ЛЙМПНЕФТБИ ПФ ЗПТПДБ. ьФП — ЗМБcФПОВЕТЙКcЛЙК фПТ, ЧЩcПЛЙК, НБccЙЧОЩК Й ЛТХФПК ИПМН, Б НПЦЕФ ВЩФШ, Й ЛХТЗБО, ОБcЩРБООЩК Ч ОЕЪБРБНСФОЩЕ ЧТЕНЕОБ. оБЧЕТИ, РП ЦЕcФЛПНХ ДЕТОХ, cТЕДЙ ОЙЪЛПЗП cЕЧЕТОПЗП ЛХcФБТОЙЛБ ЧЕДЕФ РЕФМЙcФБС ФТПРЙОЛБ. лТЕОДЕМС, ЛПФПТЩЕ ПОБ ЧЩРЙcЩЧБЕФ, — ЧПЪНПЦОП, ЮБcФШ РЕТЧПВЩФОПЗП МБВЙТЙОФБ. CФТПЗП ОБ ЧЕТЫЙОЕ РПДПЪТЙФЕМШОП РТБЧЙМШОПЗП ЛПОХcБ — ПФcАДБ Й МЕЗЕОДБ ПВ ЙcЛХccФЧЕООПН РТПЙcИПЦДЕОЙЙ фПТБ — ТХЙОЩ ПЮЕОШ cФБТПК ГЕТЛЧЙ cЧСФПЗП нЙИБЙМБ. рП-НПЕНХ, ЙНЕООП ЕЕ ПРЙcБМ Ч «вЕcРМПДОПК ЪЕНМЕ» ьМЙПФ:
There is the empty chapel, only the wind’s home.
It has no windows, and the door swings,
Dry bones can harm no one.
чРТПЮЕН, ОЕ ГЕТЛПЧШ РТЙДБЕФ ЬФПНХ НЕcФХ cЧСФПcФШ. зМБcФПОВЕТЙКУЛЙК фПТ ВЩМ cЧСЪБО c ТЕМЙЗЙПЪОЩНЙ ЛХМШФБНЙ ЪБДПМЗП ДП ИТЙcФЙБОcФЧБ. лЕМШФЩ ЧЕТЙМЙ, ЮФП ЪДЕcШ ТБcРПМПЦЕО ЧИПД Ч РПДЪЕНОПЕ ГБТcФЧП. оП Й ПОЙ РПМХЮЙМЙ фПТ ЧНЕcФЕ c ЕЗП РТЕДБОЙСНЙ РП ОБcМЕДcФЧХ ПФ ЕЭЕ ВПМЕЕ ДТЕЧОЙИ ОБТПДПЧ — МАДЙ ЪДЕcШ ЦЙМЙ c ЮЕФЧЕТФПЗП ФЩcСЮЕМЕФЙС ДП ОБЫЕК ЬТЩ.
мЕЗЕОДБ ХФЧЕТЦДБЕФ, ЮФП Ч ОЕДТБИ фПТБ ИТБОЙФcС ЮБЫБ зТББМС. йПcЙЖ бТЙНБЖЕКcЛЙК, ФБКОЩК РПcМЕДПЧБФЕМШ йЙcХcБ, cПВТБМ Ч ОЕЕ ЛТПЧШ иТЙcФБ ОБ зПМЗПЖЕ Й РПcМЕ ДПМЗЙИ cЛЙФБОЙК РТЙЧЕЪ ДТБЗПГЕООХА ТЕМЙЛЧЙА ОБ вТЙФБОcЛЙЕ ПcФТПЧБ. оП ЛБЛ ПОБ РПРБМБ Ч зМБcФПОВЕТЙ Й ЗДЕ ЕЕ ФБН ЙcЛБФШ, ХЦЕ ОЕЙЪЧЕcФОП. л ФПНХ ЦЕ ЮБЫБ зТББМС — ВПМЕЕ ДТЕЧОЙК cЙНЧПМ, ЛПФПТЩК ВЩМ РЕТЕПcНЩcМЕО ГЕТЛПЧОЩН РТЕДБОЙЕН Й ТЩГБТcЛЙН ТПНБОПН.
фБЛ ЙМЙ ЙОБЮЕ, НОПЗЙЕ ЧЕТСФ, ЮФП ЙНЕООП ЙЪ cЛТЩФПК Ч фПТЕ ЮБЫЙ зТББМС ВШЕФ ПЮЙЭБАЭЙК ДХЫХ Й МЕЮБЭЙК ФЕМП ЙcФПЮОЙЛ. оЕ РЕТЕcЩИБС Ч cБНЩЕ cЧЙТЕРЩЕ ЪБcХИЙ, ПО ЙcФПЮБЕФ ЧПДХ, ПВМБДБАЭХА cМБВПК ЕcФЕcФЧЕООПК ТБДЙПБЛФЙЧОПcФША. ч ЗМХВПЛПН ЗТПФЕ, ПФЛХДБ ЧЩФЕЛБЕФ ТПДОЙЛ, ФПТЗХАФ ЛТЙcФБММБНЙ, БТПНБФЙЮЕcЛЙНЙ cОБДПВШСНЙ Й ЛЕМШФcЛЙНЙ cХЧЕОЙТБНЙ c ЪЧЕТЙОЩНЙ ХЪПТБНЙ, ОП cБНБ ЧПДБ ВЕcРМБФОБ. нПМПДЕЦШ РТЙЕЪЦБЕФ ЪБ ОЕК ОБ НПФПГЙЛМБИ Й ОБВЙТБЕФ Ч РХЪБФЩЕ ВХФЩМЙ ЙЪ-РПД «ЛПЛБ-ЛПМЩ». пcФБМШОПЕ ФЕЮЕФ Ч cБД, ЗДЕ ЧДПМШ ТХЮШС ХcФТПЕОЩ ЛМХНВЩ c ДХЫЙcФБНЙ ГЧЕФБНЙ Й ФТБЧБНЙ — ЪДЕcШ РТБЛФЙЛХАФ ЪБЧЕЭБООХА ФЕНЙ ЦЕ ЛЕМШФБНЙ «БТПНПФЕТБРЙА» — МЕЮЕОЙЕ ЪБРБИБНЙ.
ч ФБЛЙИ cФТБООЩИ Й РПЛПКОЩИ НЕcФБИ НОЕ Й РПЧcФТЕЮБМБcШ ЬФБ ЛПНРБОЙС. рПЛБ С cФПСМ ОБ ЧЕТЫЙОЕ фПТБ, ОБcМБЦДБСcШ РТЕЛТБcОЩН, ОП ФТЕЧПЦОП ВЕЪЦЙЪОЕООЩН ЧЙДПН, ОБ ИПМН ЧcЛБТБВЛБМЙcШ cЙНРБФЙЮОЩК РБТЕОШ Й ОЕcЛПМШЛП ДЕЧХЫЕЛ. йИ МЙГБ Й ФЕМБ ХЛТБЫБМЙ «cЕТШЗЙ» — ОЕ ФПМШЛП Ч ХЫБИ, ОП Й Ч ОПcХ, ОБ ЗХВЕ, Х РХРЛБ ЛПЦХ РТПЛБМЩЧБМЙ ЛПМЕЮЛЙ ЙЪ ФХcЛМПЗП НЕФБММБ. пДЕФЩЕ ФП МЙ Ч ТБЪЧЕЧБАЭЙЕcС, ФП МЙ РТПcФП Ч ДТБОЩЕ ПДЕЦДЩ, ПОЙ ВЩМЙ ЗХcФП РПЛТЩФЩ ЪБНЩcМПЧБФПК ФБФХЙТПЧЛПК — Ч НОПЗПГЧЕФОПН ХЪПТЕ ОБcФПКЮЙЧП РПЧФПТСМcС ПВТБЪ cЧЙЧБАЭЙИcС ЪНЕК. CПРТПЧПЦДБМЙ ТЕВСФ ДТХЦЕМАВОБС ДЧПТОСЗБ ВЕЪ РПЧПДЛБ
