— Погибшей девочке.

— Только то, что он собирался ехать в Морли и что это должно было тебе помочь.

— И как же, твою мать, это должно было мне помочь?

— Он не сказал. Сколько раз повторять?

— Больше ничего?

— Ничего. А теперь отпусти меня.

Я сгреб рукой его рот и сжал.

— Ни хрена. Говори, зачем Барри тебе про это рассказывал, — сказал я, сжимая его лицо изо всех сил, прежде чем отпустить.

— Может быть, потому что у меня глаза открыты. Потому что я вижу, что происходит, и помню. — Его нижняя губа кровоточила.

Я посмотрел на серебряные звезды, которые все еще сжимала моя вторая рука, и бросил их на пол.

— Все ты знаешь.

— Как хочешь, так и думай.

Я встал и подошел к мешку.

— Так и сделаю.

Я взял мешок и пошел к дверям. Открыв дверь, я снова обернулся на эту адскую квартиру еще с одним, последним вопросом:

— Он был пьяный?

— Нет, но выпивши.

— Сильно?

— От него пахло спиртным. — По его щекам текли слезы.

Я опустил мешок.

— Как ты думаешь, что с ним случилось?

— Я думаю, что его убили, — шмыгнул он.

— Кто?

— Я не знаю имен и знать не хочу.

В голове крутилось: «Отряды палачей есть в каждом городе, в каждой стране».

— Кто? Доусон? Полиция?

— Не знаю.

— А почему?

— Из-за денег, конечно. Чтобы утаить шило вот в этом самом мешке. Похоронить его.

Я смотрел через всю комнату на плакат, где Карен Карпентер сидела в обнимку с огромным Микки- Маусом.

Я взял мешок.

— Как с тобой связаться?

Барри Джеймс Андерсон улыбнулся:

— 442 189. Скажи, что звонил Эдди, мне передадут.

Я записал номер.

— Спасибо.

— Есть за что.

Рассвет в кафе и мотеле «Редбек», вторник, 17 декабря 1974 года.

Я проездил всю ночь и снова вернулся в это место, как будто сюда вели все дороги.

Я заплатил за две недели вперед и получил то, за что заплатил.

Комната 27, вход со двора, два байкера с одной стороны, женщина с четырьмя детьми — с другой. Здесь не было ни телефона, ни туалета, ни телевизора. Но за два фунта в день мне достались: вид на автостоянку, двуспальная кровать, шкаф, стол, раковина, и — никаких вопросов.

Я запер дверь на два оборота и задернул отсыревшие занавески. Я снял с кровати постельное белье, задрапировал самую плотную простынь поверх занавесок и придавил ее матрасом, прислонив его к окну. Я поднял с пола использованный презерватив и сунул его в недоеденный пакет чипсов.

Я снова спустился к машине, по дороге зайдя отлить в тот самый туалет, где я приобрел билет на эту смертельную карусель.

Я стоял там и мочился, не зная точно, был сегодня вторник или среда, но зная, что я подобрался очень-очень близко. Я стряхнул, затем пинком открыл дверь в кабинку, точно зная, что там нет ничего, кроме тающего желтого дерьма и граффитти.

Я обошел здание, зашел в кафе и купил два больших черных кофе с сахаром в грязных одноразовых стаканах. Из багажника «вивы» я вытащил черный мусорный мешок, отнес его и кофе в комнату 27.

Снова закрыв замок на два оборота, я выпил один кофе, после чего вывалил содержимое мусорного мешка на деревянный каркас кровати и начал работать.

Папки и конверты Барри Гэннона были подписаны. Я разложил их по алфавиту на одной половине кровати, затем перебрал содержимое желтого конверта, который дал мне Хадден, и распределил страницы по соответствующим папкам.

Некоторые имена сопровождались титулами, некоторые — званиями, но в основном это были обычные «мистеры». Некоторые из них были мне хорошо известны, некоторые — казались знакомыми, но основная масса имен мне ни о чем не говорила.

На другой половине кровати я разложил свои папки — три маленькие стопки, одна большая: Жанетт, Сьюзан, Клер — и справа — Грэм Голдторп, Крысолов.

В глубине шкафа я нашел рулон обоев. Взяв горсть отцовских булавок, я приколол обои к стене над